Ван Чун "Лунь хэн" - Древнекитайская философия

Древнекитайская философия. Эпоха Хань. – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1990. –523 с.

 

Лунь хэн

«Лунь хэн» («Критические рассуждения») – единственное сохранившееся и дошедшее до нас произведение великого древ­некитайского мыслителя, материалиста и просветителя Ван Чуна (27 –ок. 97 г. н. э.). Из «Хоу Хань шу» (Истории младшей династии Хань»), составленной в первой половине V в. исто­риком Фань Е, мы знаем, что Ван Чун был автором ряда трак­татов: «Чжэн у» («О правлении»), «Ян син шу» («О воспита­нии человеческого характера»), «Цзи су шу» («Об обычаях»), «Лю жу лунь» («Рассуждения о шести конфуцианских шко­лах»). Однако все они утрачены. Самым крупным и важным из творений Ван Чуна, несомненно, являлся философский полеми­ческий трактат «Лунь хэн», состоящий из тридцати книг, разби­тых на 85 глав.

Ван Чун был самым выдающимся ханьским мыслителем, признававшим единство, вечность и материальность мира, вы­ступавшим против конфуцианского культа предков и даосских идей физического бессмертия. Идеи Ван Чуна оказали большое влияние на дальнейшее развитие материализма в Китае. В «Лунь хэне» философские взгляды Ван Чуна нашли свое полное вы­ражение.

Материалистическое мировоззрение Ван Чуна, особенно его учение о «естественности» (цзыжань) – естественно-обусловлен­ном процессе развития вещей и явлений объективного мира, – сыграло большую роль в истории китайской философии. Однако долгое время «Лунь хэн» оставался в тени и должным образом не изучался. В эпоху средневековья творение Ван Чуна подверг­лось преследованию за критику Конфуция и его учения. Лишь спустя тысячелетие после смерти автора рукопись его труда была обнародована, но вплоть до XX в. издание антиконфуциан­ского трактата великого вольнодумца древности предпринима­лось только частными лицами.

Имеется лишь один полный перевод «Лунь хэна» на евро­пейские языки, выполненный немецким синологом Альфредом Форке в начале нашего века. В 1954 г. вышла в свет изданная посмертно монография советского исследователя А.А. Петрова «Ван Чун – древнекитайский материалист и просветитель», в которой был дан перевод ряда глав и отрывков из глав «Лунь хэна», важных для понимания мировоззрения Ван Чуна.

Ниже приводится полный перевод восьми глав из этого трак­тата, которые в совокупности дают достаточно ясное представ-

253

 

ление об основных постулатах философской концепции Ван Чуна, стиле его труда и особенностях того «полемического прие­ма», который определил форму всего произведения. Перевод осуществлен по китайскому оригиналу, вошедшему в т. 7 «Чжу цзы цзи-чэн» («Собрание сочинений древнекитайских филосо­фов») (Пекин, 1956) и по хрестоматии «Избранные материалы по истории китайской философии (период двух Хань)» (т. 2, Пе­кин, 1960).

Т. В. Степугина

 

Книга первая. Глава первая. Удача и успех

Можно всегда проявлять себя достойным образом в поведе­нии и морали, но при этом отнюдь не всегда достигать успехов в служебной карьере. Поведение достойное или недостойное за­висит от природных качеств [человека], а выдастся успех или нет – зависит от обстоятельств времени. Ни выдающиеся спо­собности, ни безупречное поведение не в состоянии безусловно обеспечить знатное и высокопоставленное положение. А ничтож­ные способности и порочное поведение не обязательно обрека­ют [человека] на презренное и подлое состояние. Бывает, что при выдающихся способностях и безупречном поведении [чело­веку] так не повезет, что он опустится до самых низов общества, а бывает, что при ничтожных способностях и порочном поведе­нии настолько повезет, что [человек] возвысится над толпой.

Каждая эпоха предъявляет свои требования к служилым лю­дям, а каждый служилый муж идет к цели также своим путем. Но продвижение по службе зависит от счастливого случая, от­ставка же – от несчастной случайности. Высокопоставленный не обязательно достойный, но [безусловно] везучий, а находящий­ся в низком положении не обязательно тупой, но [просто] неве­зучий. Поэтому удачливый, как бы недостойно он себя ни вел, но при дворе [порочного] Цзе и он будет в почете. Неудачник же при самом честном и безупречном поведении даже при дворе [добродетельного] Яо окажется в небрежении.

Так неисповедимы пути удачи и неудачи. Бывает, что достой­ный служит дурному или высокоталантливый подчиняется бес­таланному; случается, что оба высокоталантливы, но один идет честным путем, а другой – порочным; бывает, что [человек] без чести и совести хитрым умением достигает удачи; случается, что человеку, лишенному всяких дарований и способностей, вы­падает счастливый случай благодаря лишь его красивой внеш­ности.

У Юань и Бо Си оба служили Фу-ча, но Бо Си [по досто­инству] достиг высоких почестей, а У Юань [за недостойные поступки] был казнен. Так при одном и том же правителе мо­гут оказаться люди с разными моральными устоями. А бывает, что людям одинаковых моральных устоев при разных правите-

254

Л

ях может и повезти и не повезти. Пример тому – И Инь и Цзи-цзы2. И Инь и Цзи-цзы были высокодаровитыми оба. Но И Инь стал первым советником, а Цзи-цзы – рабом. И Иню случилось встретиться с Чан Таном3, а Цзи-цзы имел дело с шанским Чжоу4.

В том случае, когда достойно служат высоконравственному правителю, полному стремления управлять, [руководствуясь принципом добродетели], а его советник помогает ему со всей добросовестностью и талантом, то их пути совпадут, и удача тогда обеспечена. Когда же верою и правдой служат дурному правителю, не желающему [руководствоваться принципом до­бродетели] в делах управления, то в этом случае, как бы пре­данно советник ни служил правителю, их намерения и поступ­ки разойдутся, и тогда удачи не видать.

Бывает, что способному и умному подданному удается встре­тить правителя, проявляющего [истинную] заботу о делах уп­равления; но и в этом случае бывает, что в конце концов не по­везет. Так случилось с Кун-цзы и Мэн Кэ. Кун-цзы остался без еды в Чэнь и Цай5. Мэн Кэ оказался в тяжелом положении в Ци и Лян6.

Это не значит, что в то время правители вообще не хотели использовать добродетельных людей, но, когда [у правителей] малы способности и ничтожны познания, тогда они вообще не в состоянии использовать высокоталантливых людей. Чтобы су­меть управлять скакунами Цзи и Лу7, нужно быть таким, как Ван Лян8. Чтобы иметь возможность использовать на службе Юя, Цзи и Гао Яо 9, нужно быть такими же, как Яо и Шунь. Если тот, чьи руки едва могут удержать в узде лошадь, про­ходящую в день сто ли, возьмется управлять быстроногим ска­куном, пробегающим тысячу ли в день, то не миновать беды: непременно будет сломано ярмо или дышло. Если тому, кто сможет оценить способность [лишь] заурядных слуг, придется руководить людьми выдающихся талантов, то он, безусловно, их не поймет и не признает ни сердцем, ни умом. Причина то­го, что правдивые речи отвергаются, а высоконравственные и совершенномудрые [мужи] встречают отпор, не в том, что они вызывают ненависть за свою мудрость, и не в том, что правди­вые речи неприятны, а в том, что намерения высоконравствен­ных и совершенномудрых [мужей] слишком возвышенны, а прав­дивым речам трудно следовать на деле. Если великий талант домогается [расположения] у малого таланта, а малый талант не в состоянии понять [его намерения], то неудачи не миновать.

В том случае, когда наделенный талантом подданный встре­тит правителя, обладающего великими дарованиями, может и повезти и не повезти. Примерами тому служат юйский Шунь1!> и Сюй Ю11, Тай-гун 12 и Бо-и 13. Юйский Шунь и Сюй Ю оба были совершенномудрыми [мужами], жившими во времена Та­на и. И тот и другой лично общались с Яо. Но юйский Шунь наследовал престол Предка [Яо], в то время как Сюй Ю уда-

233

 

лился в леса и горы. И Тай-гун и Бо-и были оба мудрецами, оба они родились в царстве Чжоу. Оба служили при У-ване. Однако Тай-гуну было пожаловано владение, а Бо-и умер от голода. Пути мудрецов и совершенномудрых [мужей] едины, их стремления одинаковы, их намерения совпадают, но деяния юйского Шуня и Тай-гуна соответствовали обстоятельствам, [отвечая замыслам Яо и Шуня], а поступки Сюй Ю и Бо-и шли вразрез с ними. Они родились не в свою эпоху и проявляли себя не в надлежащих обстоятельствах.

Даже в том случае, когда путь один и тот же, то и при этом [общем] сходстве существуют различия. Если даже стремления и одинаковы [в целом], они все же отличаются друг от друга. Почему? А потому, что путь может [достигаться методами] утонченными и грубыми, помыслы же могут быть чистыми и мутными.

Сюй Ю был способен помогать наидревнейшим властителям, а рожден был при Высоких предках. Бо-и мог быть опорой Высоким предкам, но жил он во времена царей [ванов] 16.

Оба они следовали пути и добродетели, оба проявляли мило­сердие и справедливость. Твердо держась пути и добродетели, они [во всем искали] только совершенства. Ратуя за милосер­дие и справедливость, они признавали только высшее благород­ство. Потому-то они и не преуспели.

Яо был просто дерьмом, Шунь – подлецом, У-ван – крово­жадным злодеем, Тай-гун17 – лютым палачом. Все они были равно порочны и одинаково мерзки, однако когда они брались за [государственные]дела, то все приводили в порядок. В этом кроется причина их успеха.

Поэтому когда Шунь царствовал в Поднебесной, то Гао Яо помогал ему в делах управления, а Бэйжэнь Уцзэ 18 уединился, стал вести отшельническую жизнь и не показывался [на лю­дях] . Когда Юй царствовал в Поднебесной, то Бо И 19 помогал ему управлять, в то время как Бо-чэн Цзы-гао20 отказался ог [предложенного ему] высокого поста и занялся землепашест­вом. Не то чтобы талантом Гао Яо превосходил Уцзэ, а Бо И способностями затмевал Цзы-гао, но Гао Яо и Бо И проявляли активность, чтобы быть использованными [в делах управле­ния], а Уцзэ и Цзы-гао уклонялись от них и предпочли жить в уединении. Те, кто стремился быть использованным в делах, шли в ногу со временем. Поведение же тех, кто уклонялся [от госу­дарственных дел] и жил в уединении, противоречило [реаль­ной обстановке]. Обстоятельства, заставляющие их уходить [от активной деятельности] и жить в уединении, были различными. [Но все они], несмотря на скромное положение, не хотели вы­двигаться. Государи не обязательно пренебрегали их советами или ненавидели их идеи, просто обе стороны не испытывали влечения друг к другу.

Шан Ян трижды обращался к циньскому правителю Сяо-гу-ну21. Два его первых предложения успеха не имели, последнее

256

 

же было принято. Два первых обращения были рассчитаны на Высоких предков и царей, последнее же подходило для прави­теля-деспота. Когда с суждениями, достойными внима­ния Высоких предков и царей, [Шан Ян] обратился к правите­лю-деспоту, то они были отвергнуты, несмотря на все их со­вершенство. Когда же он изменил свое речение под лад прави­телю-деспоту, то оно и получило одобрение, несмотря на его пошлость. Почему? Потому, что совершенство речи не было до­ступно Сяо-гуну, ему по нраву была именно пошлость. Дело за­ключается не в том, хороша ли сама речь, а в том, чтобы тот, к кому она обращена, одобрил ее. Не нужно, чтобы способности [приближенного] были выдающимися, а нужно, чтобы их при­знал таковыми тот, кому он служит.

[Когда лошадь Конфуция учинила потраву], то доводы ко­нюха, хотя и были невразумительными, убедили деревенский люд [кончить дело миром], в то время как обращенную ранее [к этим людям] проникновенную речь Цзы-гуна22 они и слу­шать не стали.

Мастер игры на свирели исполнял изысканную мелодию, но так как она пришлась не по нраву юэскому правителю 23, то [музыкант] перешел на дикий варварский мотив, и юэский царь был в восхищении. По этой причине приносящий благо госпо­дину, не внимающему добру, не встретит с его стороны благо­склонности, как бы прекрасны ни были его дела, а творящий козни при господине, потакающем злу, не попадет к нему в не­милость, как бы безнравственны ни были [его поступки].

Таким образом, можно понравиться и при ничтожных спо­собностях: сумеешь угодить – достигнешь удачи, не сумеешь угодить – не достигнешь удачи.

Бывает, что, не обладая никакими талантами, при невероят­ных обстоятельствах втираются в доверие к высшему с помо­щью хитрости и коварства. Среди тех, кто таким образом дос­тиг удачи, был слуга, укравший шпильки из волос [спящих воинов неприятеля], а также подручный наемник, сумевший вовремя прокукарекать у городских ворот [и тем обманувший городскую стражу]. Слуга, укравший головные шпильки, стал приближенным Цзы Фаня24, а наемник, умевший кричать пету­хом, сделался фаворитом Мэнчана25. Цзы Фань благоволил к вороватым слугам, а Мэнчан мирволил к лжеугодливым при­служникам.

Если правитель полагается на того, кто действительно мо­жет поддержать правителя, то ему удача обеспечена. Но быва­ет, что благосклонность государя могут снискать и те, кто не поддерживает его [в делах] и не приносит никакой пользы. Такими были Цзи Жу26 и Дэн Тун27. Цзи Жу стал фаворитом ханьского [императора] Сяо-хуэя28, а Дэн Тун сделался лю­бимцем ханьского [императора] Сяо-вэня29. Они не обладали никакими талантами, не имели ни малейших способностей, но им посчастливилось иметь красивую внешность, изящное сло-

257

 

жение, нежнейшую кожу и удивительный цвет лица. Так как людям нравится прекрасная наружность, то успех красавцев вполне объясним.

Но бывает, что власти предержащие найдут привлекатель­ными безобразное лицо и отвратительную внешность. Это вы­пало на долю Мо-му и У-янь 30. Мо-му преуспела при Хуан-ди, У-янь же была взята [в жены] циским царем. В чем причина того, что трудно заранее предсказать, будет ли удача, хотя до­бродетельного от порочного можно отличить сразу? В том, что правители в любви и неприязни столь непостоянны, что ни од­ной чиновничьей карьеры нельзя предугадать.

Главное – это встретить удачу. Только тогда можно сделать карьеру. Получают продвижение не обязательно достойные, а отстраняются не обязательно глупцы. Если посчастливится, то преуспеешь, если же не посчастливится, то потерпишь неудачу. Существует общепринятое мнение: «Мудрецы вполне могут преуспеть. Если же они не преуспевают, то в этом их собствен­ная вина. В жизни нельзя уповать лишь на счастливое стечение обстоятельств. [Нужно взять за правило]: как в зеркале видеть (выражать) [взгляды господина], обуздывать свой нрав, трезво оценивать собственные способности, обдумывать каждое слово, выбирать выражения, не упускать удобного случая предложить свои услуги, чтобы оказать помощь господину. Разве может в таком случае постигнуть неудача? Но сейчас все по-иному: тво­рят бесполезные дела, дают непрактичные советы. Летом пред­лагают жаровню, зимой преподносят веер, поступают вопреки желанию [господина], произносят речи, которые [господину] не по сердцу. Избежать несчастья в этом случае – уже удача. Как же можно рассчитывать на успех?».

Всем ведомо, что предлагаемые услуги должны быть полез­ны, а советы – практичны. Но бывает, что пользуются покрови­тельством бесполезные и непригодные, а те, кто приносит поль­зу и помощь, навлекают на себя немилость. Ведь можно пред­ложить летом жаровню, чтобы просушить сырость, а зимой – веер, чтобы раздувать огонь. Можно приспособиться к обстоя­тельствам, но невозможно быть уверенным в господине. Слова можно изменить, но способностей не переменишь. В том случае, если правитель любит образованность, а вы как раз и окаже­тесь грамотеем, то вам повезет; если же правитель возлюбит военное дело, то вам [при всей вашей учености] не будет везе­ния. Если правитель увлекается диспутами, то при нем повезет красноречивому, но ему не преуспеть при правителе, который не любит рассуждений и споров.

Просвещенный правитель не любит войн, воинственный пра­витель не любит учености; правитель, склонный к отвлеченным рассуждениям, не любит практической деятельности, деятельный же правитель не склонен разглагольствовать.

Искусству слова и письма еще можно обучиться быстро, но умением вести практические дела и мастерством невозможно

258

 

овладеть скоро. Без прочных знаний нельзя определить наиме­нований [вещей], а без выявления сути наименований не найти путей к сердцу государя. Если действовать второпях и давать наименования необдуманно, не утруждать себя повседневными стараниями, не добиваться известности, как тогда можно до­биться внимания правителя и высказать свои соображения, преуспеть в собственной карьере и проявить свои способности?

В старину, в эпоху Чжоу, одному мужу никак не удавалась служебная карьера. И, будучи уже седовласым старцем, он без­звучно плакал у дороги. Некий человек спросил его: «Из-за че­го слезы?» [Старец] ответил: «Мне не выпало счастья в служеб­ной карьере. Я печалюсь, что состарился и потерял надежду [на успех], поэтому и плачу». Вопрошавший продолжал: «Бу­дучи способны к службе, почему же не могли ни разу преус­петь?» Ответ гласил: «В молодые годы я стал постигать книж­ную премудрость. Когда в совершенстве овладел книжной уче­ностью, мог надеяться на продвижение по службе, но прави­тель предпочитал использовать людей зрелого возраста. Когда же правитель, благоволящий к старикам, скончался, то следую­щий за ним правитель признавал полезными только военных. Тогда я обратился к [изучению] военного дела. Только я пре­успел во всех областях военного искусства, как скончался воин­ственный правитель. На трон взошел молодой государь. Он хо­тел использовать на службе молодежь, а я стал уже стариком. Поэтому-то мне ни разу и не довелось вкусить удачи!»

Служебная карьера зависит от [счастливого] стечения об­стоятельств, а не от домогательств. Если не может в ней пре­успеть даже тот, кто старается приспособиться к духу времени и подладиться к правителю, то тем менее это может удасться тому, чьи принципы возвышенны, стремления благородны и кем не движут интересы наживы, [а также] сильным натурам, об­ладающим твердым характером, – тем, кто не станет считаться с правителем!

К тому же удачу нельзя предугадать и нельзя предложить совет накануне [события]. Если вдруг посчастливится понравить­ся правителю и внезапно удастся повлиять на его желания, то это и называется «удачей». В том же случае, когда добиваются высокого положения путем намеренного подлаживания к прави­телю, размеривая [каждое слово], это можно назвать «расче­том», но нельзя назвать «удачей».

Весной производят посев, и семена всходят, осенью жнут и собирают урожай. Получать то, чего добиваешься, завершать то дело, которым занимаешься, не называется «удачей». А вот по­лучать то, чего не домогаешься, достигать успеха, не прилагая к тому стараний, – это и называется «удачей». Это все равно что найти вещь, утерянную на дороге, или подобрать предмет, забытый на пустыре. Это подобно даянию небес и дарам земли, сравнимо с содействием земных духов (гуй) и помощью небес­ных духов (шэнь). Случаи, подобные тем, когда душа Цино

259

 

Си 3I – циньского сановника, покончившего с собой, тайно по­влияла [на циньского Му-гуна] или когда дух Бао Шу32 таин­ственно покровительствовал [Гуань Чжуну], – это именно и есть удача.

Ныне простые люди совершенно не в состоянии судить о [действительной сути] удачи и неуспеха. Они превозносят тех, кому сопутствует удача, и поносят тех, кого постигает неуспех. Они судят по видимым результатам и исходят из практических успехов, однако не могут по достоинству оценить [высокомо­ральное] поведение и распознать [истинные] способности и та­ланты.

 

Книга вторая. Глава вторая. Что значит судьба

Монеты1 считают, что смерть человека не предопределена судьбой, конфуцианцы же полагают, что смерть предопределя­ется судьбой.

Те, кто верит в судьбу, основываются на изречении Цзы-ся 2: «Жизнь и смерть зависят от судьбы, а богатство и знатность – от Неба» 3.

Те, кто отрицает существование [личной] судьбы, ссылаются на город Лиян4, который в течение одной ночи был затоплен и превратился в озеро, а также на циньского военачальника Бо Ци, который закопал живыми в землю воинов чжаоской армии, сдавшейся ему около Чанпина, где [таким образом] одновре­менно погибло четыреста тысяч человек5. [Они] отмечают, что [в эпоху «Чунь цю»] иногда не было видно травы на поле бра­ни из-за тысяч трупов воинов потерпевшей поражение армии; что в лихие годины неурожая дороги бывали забиты голодаю­щими; что тысячи семей гибли от лихорадки и эпидемий. Если бы судьба действительно существовала, то почему это [бедст­вие] одинаково поразило [всех людей] в царствах Цинь и Ци?

Те, кто верит в судьбу, возразят: «Поднебесная огромна, и народа в ней великое множество: неудивительно, что и [жите­лей] города Лиян, и тех, кто был закопан под Чанпином, по­стигла одинаковая судьба и общая гибель. Те, кому судьбой было предначертано утонуть, оказались собранными в Лияне, а те, кому суждено было быть раздавленными насмерть, со­шлись в Чанпине».

Более того, [подобным же образом], когда Гао-цзу6 лишь начал свое восхождение [к императорской власти], на землях Фэн и Пэй7 побывал [некий] прорицатель и предсказал, что многие [из местных жителей] будут удостоены высокого титула хоу, и, хотя [далеко не все из этих людей] – молодых и старых, мужчин и женщин – были благородными [по происхождению], все они обладали [таинственными] приметами [знатности]. [Ве­щие] признаки высокого положения или ничтожного состояния время от времени появляются, и это повсюду так.

260

 

Однако же в Лияне все находившиеся в городе мужчины и женщины утонули, а во рве под Чанпином равно погибли и стар и млад. Среди [этих] десятков тысяч [погибших людей], без­условно, были и такие, которые должны были бы прожить дол­гую жизнь и не должны были бы умереть в то время. Но так как им довелось жить в эпоху смуты, когда все взялись за ору­жие, то не пришлось дожить до своего [естественного] долго­летия. Жизнь человека [сама по себе] может быть и долгой и короткой; время, [в которое он живет], может быть эпохой про­цветания или периодом упадка. [Непременным] следствием упадка являются тяжкие болезни, стихийные бедствия и несча­стья людей.

Так, в [столицах царств] Сун, Вэй, Чэнь и Чжэнь одновре­менно в один и тот же день разразились огромные пожары 8. Среди населения [столиц] этих четырех государств, безуслов­но, были и такие люди, чье благополучие было в самом расцве­те и кому не угрожало оскудение. И однако же все они постра­дали от пожаров. Злой рок их царства вторгся [в их личную судьбу]. Судьба государства оказалась сильнее судьбы отдель­ного человека. Судьба, распоряжающаяся долголетием (шоу мин), могущественнее, чем судьба, управляющая благополучи­ем (лу мин).

Есть таинственные приметы, предвещающие долголетие или преждевременную смерть [в молодости], а также магические знаки, предсказывающие богатство или бедность, знатность или презренное состояние, – все это обнаруживается во внешнем облике человека. Предопределяет ли судьба, распоряжающая­ся долголетием, человеку жизнь долгую или короткую – это за­висит от природы, [подобно тому как] прекрасное или дурное телосложение зависит от физического состояния организма9. Если человеку предначертано судьбой [от природы] умереть в молодом возрасте, то он никоим образом не сможет прожить дольше, хотя бы он и отличался самыми необыкновенными до­стоинствами. Тот же, чей удел – бедность и ничтожество, ни в коем случае не сможет преуспеть в жизни, хотя бы и обладал самым добродетельным характером. Перед тем как покончить с собой, Сян Юй 10, обернувшись к рабу, произнес: «Не ошибки на поле боя, а судьба – причина моего поражения». Эти слова справедливы. Сян Юй действительно превосходил Гао-цзу в во­енном искусстве. Успех же Гао-цзу был достигнут им благодаря его природной судьбе (тянь мин).

Судьбы царства зависят от сонма звезд. Благоприятное или неблагоприятное расположение созвездий оказывает влияние на бедствия или процветание государства. С изменением местопо­ложения звезд [связано то, что] люди то преуспевают, то терпят неудачи. Счастье и несчастье людей [перемежаются] подобно урожайным и неурожайным годам. Как вещи бывают то доро­гими, то дешевыми, так и судьба бывает то благоприятной, то неблагоприятной. На протяжении одного года дешевизна и до-

261

 

роговизна чередуются так же, как в течение одной жизни успехи и напасти сменяют друг друга. И подобно тому как дорого­визна и дешевизна вещей не зависят от года изобильного или неурожайного, так и преуспеяние или невезение не зависят от мудрости или глупости [людей].

Почему Цзы-ся говорит: «Жизнь и смерть зависят от судь­бы, а богатство и знатность – от Неба», вместо того чтобы ска­зать: «Жизнь и смерть зависят от природы, богатство и знат­ность – от судьбы»?

Жизнь и смерть не связаны с небесными знамениями, а за­висят только от природных задатков [людей]. В тех случаях, когда человек приобретает от рождения устойчивую и крепкую природу, он обладает мощной жизненной энергией (ци) и здо­ровым и сильным телосложением. Если [его природа] устойчи­ва и крепка, то судьба обеспечит ему долголетие. А тому, кому судьбой предначертано долголетие, тот уже не умрет молодым. В тех случаях, когда человек получает от рождения характер вялый и мягкий, его жизненная энергия мала и немощна, тело­сложение – хило и хрупко. А при хилом и хрупком [телосло­жении] человеку будет предопределена судьбой, распоряжаю­щейся долголетием, короткая жизнь. Тот же, кому долговеч­ность не суждена, должен рано умереть.

Вот почему в словах [Цзы-ся]: «[Жизнь и смерть] зависят от судьбы» – судьба означает не что иное, как саму человече­скую природу.

Что касается богатства и знатности, то они приобретаются от рождения, как и природный характер, что касается прирож­денной жизненной энергии, то она зависит от тончайших частиц жизненного начала (цзин), источаемых сонмом звезд. Небесные светила находятся на небе, и у них на небе есть знаки-пред­знаменования; тому, кто отмечен знаком, предвещающим богат­ство и знатность, суждено быть богатым и знатным, тому же, кто отмечен знаком, предвещающим бедность и подлое состоя­ние, не миновать быть бедным и презренным. Поэтому [Цзы-ся] и говорит: «[Богатство и знатность] зависят от Неба». Как же именно осуществляется эта «зависимость от Неба»?

На небе есть сотни [звезд] повелителей и огромное множе­ство [обычных] звезд. Небо испускает жизненную энергию, а звезды источают тончайшее жизненного начала. Частицы жиз­ненной энергии, испускаемые небом, и частицы жизненной энер­гии, источаемые сонмом звезд, взаимопроникают. Человек рож­дается, вобрав в себя частицы жизненной энергии, и, обладая ими, растет. Если ему достались благородные [частицы], он окажется знатным человеком. Если же ему попадут [частицы] ничтожные, то его участью будет презренное состояние. Высо­ким или низким будет общественное положение человека, зна­чительным или малым будет его имущественное состояние, на­сколько почетным, большим или меньшим, станет его служеб­ный ранг – все это определяется положением, значением и ве-

262

 

личиной звезд. Поскольку на небе есть сотни [звезд] повели­телей и огромное множество [обычных] звезд, то и на земле соответственно также имеются – как носители их тончайшего жизненного начала–десятки тысяч людей из народа и [госу­дари, подобные] Пяти высоким предкам и Трем царственным правителям11. На небе есть свои Ван Лян и Цза-офу12, поэтому и у людей есть также свои [Ван Лян и Цза-офу]. Только те, кто обретет от рождения частицы соответствующей жизненной энергии, станут искусными колесничими, [подобными Ван Ля-ну и Цза-офу].

Говорят, что есть три судьбы: первую называют «судьбой ес­тественной (чжэн мин)», вторую – «судьбой, зависящей от об­стоятельств (суй мин)», третью называют «судьбой неблаго­приятной (цзао мин)».

О естественной судьбе говорят тогда, когда благополучие приходит к человеку просто как следствие его [природных за­датков]. Если природные задатки безупречны, а телосложение превосходно, то благополучие будет обеспечено такому человеку само собой, без того, чтобы он добивался своего счастья при­мерным поведением или деловым рвением. Поэтому и называют [такую судьбу] «судьбой естественной».

Что касается судьбы, зависящей от обстоятельств, то в этом случае благополучие и счастье достигаются достойным поведе­нием и особым усердием в делах. Но как только [человек] усту­пает своим страстям и дает волю своим желаниям, его пости­гают беды и несчастья. Поэтому и называют [такую судьбу] «судьбой, зависящей от обстоятельств».

Когда же речь идет о неблагоприятной судьбе, то здесь, как бы ни были прекрасны дела и добродетельны поступки челове­ка, его все равно ждет горькая доля. Вопреки его желаниям и мечтам он повсюду будет встречать непредвиденные препятст­вия, бедствия и невзгоды будут его уделом. Поэтому и называ­ют [такую судьбу] «судьбой неблагоприятной».

Каждому из людей уготована его судьба. И каждый обре­тает счастливую или несчастную долю уже в момент соедине­ния жизненной энергии его отца и матери.

Природные задатки человека и его судьба могут разниться между собой. Так, задатки человека могут быть прекрасными, а его судьба несчастной, или же его природные наклонности могут быть дурными, а судьба счастливой. Совершит ли чело­век поступки хорошие или же дурные – это зависит от его при­родных задатков, а будет ли человек счастлив или нет, познает горе или радость – это зависит от судьбы. Когда при достослав­ных деяниях человека постигает горе, то это значит, что у него добрые природные задатки, но злая судьба. Когда же при недо­стойном поведении человеку улыбается удача, – значит, у него дурные природные задатки, но счастливая судьба. Природные задатки могут быть добрыми или дурными сами по себе, а судь­ба сама по себе счастливой или несчастной. Любимец судьбы,

263

 

хотя бы он и не совершил в жизни ничего добропорядочного, совсем не обязательно будет лишен счастливой доли. Человек же злой судьбины никак не минует беды, каким бы примерным ни было его поведение.

Мэн-цзы 13 сказал: «Чтобы чего-то добиваться, нужно обла­дать умением, но добьешься ли [успеха] – зависит от судьбы». При добрых природных задатках можно надеяться [на устрой­ство своего благополучия], а при благоприятной судьбе есть и возможность добиться этого. Но если при добрых природных задатках судьба неблагостна [к данному человеку], то при всем старании невозможно добиться желаемого.

Тех, кто вершит дурные дела, [казалось бы], должна была преследовать и поражать беда. Однако Разбойник Чжи и Чжу-ан Цяо и, которые бесчинствовали в Поднебесной и вместе с тысячами своих сторонников нападали и отбирали чужое иму­щество, зверски убивали людей, беззаконию которых не было предела и которых должно было [бы, казалось], постичь воз­мездие, дожили до глубокой старости. Если так, то можно ли доказать, что существует судьба, зависящая от обстоятельств?

Люди, отмеченные неблагоприятной судьбой, вопреки их же­ланию творить добрые дела в действительности будут встре­чаться только с неудачами. Почему таких [людей], как Янь Юань15 и Боню16, поразила беда? Янь Юань и Боню отлича­лись благочестием; [они] должны бы быть вознаграждены судь­бой, зависящей от обстоятельств, и стать счастливыми. По ка­кой же причине они оказались в беде? Янь Юань так утруждал себя учеными занятиями, что загубил себя своим рвением. Бо­ню без всякой видимой причины был поражен дурной болезнью. Такие люди, как Цюй Пин17 и У Юань18, были самыми предан­ными советниками у своих правителей и, не щадя сил, выполня­ли свой долг государевых слуг. Однако же [Цюй Пин] был вы­слан в изгнание [царем] Чу, а [У Юань] был сварен заживо [ца­рем У]. За свое благонравное поведение они должны бы заслу­жить счастливую долю у судьбы, зависящей от обстоятельств, а их сразила беда в силу неблагоприятной судьбы. Почему так?

Настаивающие на существовании судьбы, зависящей от об­стоятельств, отрицают неблагоприятную судьбу; говорящие о наличии неблагоприятной судьбы исключают судьбу, завися­щую от обстоятельств. Конфуцианцы говорят о трех видах судь­бы, но как все же это можно установить? [Считают] к тому же, что судьба определяется в момент рождения, явственно обнару­живаясь в телосложении человека. Если же теперь сказать, что то, чего достигнет человек, зависит от его поступков, тогда, зна­чит, судьба определяется конечным результатом [его деяний], а не предначертана в истоке [его жизненного пути]. В действи­тельности же богатство и знатность, бедность и презренное со­стояние уготованы человеку с самого момента рождения, а не обретаются им во взрослом состоянии в зависимости от его по­ведения.

264

 

Человек естественной судьбы умирает по достижении столет­него возраста. Человек с судьбой, зависящей от обстоятельств, живет пятьдесят лет. Человек неблагоприятной судьбы с момен­та обретения им жизненной энергии сталкивается с болезнями и несчастьем; говорят, что в момент его зачатия совершаются [какие-то] дурные [дела] или происходят [такие] природ«ые явления, как гроза; поэтому, вырастая, он может умереть мо­лодым.

Это и называется тремя судьбами.

Кроме того, [соответственно] различают три вида человече­ской природы, а именно: естественную, зависящую от обстоя­тельств и неблагоприятную. Люди естественной природы обла­дают от рождения пятью добродетелями 19; люди природы, зави­сящей от обстоятельств, наделены характером своих родителей; причиной неблагоприятной природы является соприкосновение с каким-либо злосчастным предметом. Так, если беременная женщина съест заячье мясо, то ее ребенок родится с заячьей губой.

В «Юэлин» («Помесячных правилах»)20 говорится: «Если в данный месяц [последний месяц зимы] разразятся раскаты грома, то у тех, кто не примет меры предосторожности в своем поведении, родятся неполноценные дети и им предстоят вели­кие беды».

[Что касается людей] немых, глухих, хромых и слепых, то их жизненная энергия подверглась порче еще в материнской утробе. По той же причине [люди] получают от природы харак­тер сумасбродный и строптивый. Яншэ Сыво21 в момент рож­дения издавал вопли, подобные волчьему и шакальему вою. Когда он вырос, то отличался злобным характером. Его постиг­ло несчастье, и он погиб. Такими [дурными] свойствами харак­тера [он] был наделен еще в утробе матери, так же как иДань-чжу и Шань Цзюнь22.

Человеческая природа и судьба обретаются [людьми] изна­чально. Поэтому обряды предписывают правила, наставляющие, как носить беременность.

Когда ребенок находится в утробе матери, то [беременная женщина] не должна садиться на неправильно положенную циновку, не должна есть пищу, если она не нарезана как сле­дует, не должна бросать взглядов на цвета некрасивые, не долж­на слышать звуков, неприятных для слуха.

Когда ребенок вырастет, ему надо дать мудрых наставни­ков и добродетельных пестунов, обучить его нормам поведения и взаимоотношениям между правителем и подданным, отцом и сыном. Будет ли он добропорядочным или дурным, [опреде­ляется] именно в это время.

Если в тот момент, когда [ребенок] обретает жизненную энергию, его мать не остережется беспутства сердца и порочных мыслей, то, став взрослым, ее ребенок будет сумасбродным и строптивым, недобрым и омерзительным внешне.

265

 

Су Нюй23 разъяснила Хуан-ди, что если жить с пятью же­нами, то это значит не только повредить плоти матери и отца, но и причинить серьезный ущерб природным задаткам сыновей

и дочерей.

У каждого человека есть своя судьба (мин) и свой удел (лу), но при этом бывают непредвиденные и встречающиеся об­стоятельства [цзао юй), а также случайные возможности (сим) и непредугаданные совпадения (оу).

Судьба предопределяет богатство или бедность, знатность или низкое положение. Удел человека может сулить процвета­ние или упадок, преуспеяние или никчемность. Кому судьба предназначает быть знатным и богатым, удел того – процвета­ние, ему навсегда обеспечены благополучие и покой. Кому судь­ба быть бедным и ничтожным, удел того – терпеть и погибать, его постигнут беды и несчастья, всегда его будут тяготить за­боты, и радости ему не знать.

О непредвиденном обстоятельстве говорят тогда, когда че­ловек сталкивается вдруг с необычным- несчастным случаем. Так, например, было с Чэн Таном, когда он был брошен в тюрь­му в Сятай, или с Вэнь-ваном, когда он оказался в опасности, [будучи взят под стражу] в Юли24. Если мужи столь совершен­ной добродетели попали в такую беду, что оказались в заклю­чении, то это, конечно, можно назвать непредвиденным обстоя­тельством. Но хотя бы беда и была очень велика, однако если [у человека] судьба благоприятна и удел счастлив, то и это несчастье не окажется [для него] роковым, потому и называют все это неожиданным бедствием. Несчастье, которое случилось с Янь-цзы25, можно считать ярким [тому примером]. Если ору­жие приставлено прямо к груди человека и обнаженный кли­нок коснулся его шеи так, что он стоит на краю гибели, если в тот момент, когда алебарда и меч готовы вонзиться в него, смерть все же будет отведена от него и ему будет возвращена жизнь, это значит, что судьба его настолько благостна и ему предуготован такой счастливый удел, что неожиданное бедст­вие не может стать гибельным для него.

В городе Лияне и рве под Чанпином, хотя там, несомненно, находились люди, чья судьба была благоприятной, а удел счаст­ливым, они погибли в течение одной ночи вместе со всеми остальными. Беда, постигшая их внезапно, была настолько по­давляюща, что ее не могли отвратить их личная благоприятная судьба и счастливый удел. Подобным образом вода и огонь преодолевают друг друга. Когда сильнее вода, она побеждает огонь, а когда сильнее огонь, то он уничтожает воду.

[О встречающихся обстоятельствах говорят в том случае], если посчастливится вдруг встретить своего [понимающего те­бя] правителя, [только] тогда и повезет по службе. Но если не случится найти взаимопонимания у правителя, то, невзирая на благоприятную судьбу и счастливый удел, не добьешься успеха. О случайных возможностях говорят в том случае, если че-

266

 

ловеку неожиданно выпадет счастливый или несчастный жре­бий. Будучи виновным, оказаться на свободе – счастливый слу­чай. Будучи невинным, подвергаться заключению – несчастная случайность. Быть заключенным в тюрьму, но вскоре же быть освобожденным по высочайшему указу – это значит обладать судьбой столь благоприятной и уделом столь счастливым, что и безвременная смерть не может повредить.

О непредугаданном совпадении говорят в том случае, когда речь идет о служении правителю. Когда кто-то служит своему правителю добродетельно, а правитель одобряет [его] советы и продвигает по службе, это и есть непредугаданное совпаде­ние [интересов]. Когда же поступки [находящегося на службе человека] противоречат [намерениям] правителя настолько, что он отстраняется от должности и удаляется [от двора], это озна­чает непредугаданное несовпадение [интересов]. Если же опала окажется недолгой и [такого человека] высшее начальство при­гласит на должность, то он обязан будет этому своей благопри­ятной судьбе и счастливому уделу, благодаря которым вред­ные последствия от непредугаданного несовпадения непременно исчезнут.

Таким образом, судьба и удел каждого человека могут как совпадать, так и не совпадать с непредвиденными и встречаю­щимися обстоятельствами, со случайными возможностями и непредугаданными совпадениями, [удачными или неудачными]. Когда [бывает соответствие] непредвиденных и встречающих­ся обстоятельств случайным возможностям и непредугаданным совпадениям – успех обеспечен. Когда такого соответствия нет – неудача неизбежна. И все это зависит от судьбы [и удела чело­века]. Если человеку не повезет в тот самый миг, когда он на­ходится на гребне удачи, и счастье его обратится во зло, зна­чит, судьба и удел его неблагополучны.

Человек в этом мире может иметь природные задатки и судь­бу как благоприятные, так и неблагоприятные, он может нахо­диться в состоянии процветания или упадка. Но при этом важ­но то, какие на жизненном пути каждого человека окажутся непредвиденные и встречающиеся обстоятельства, случайные возможности и непредугаданные совпадения. [Вследствие всего этого] очень редко встречаются такие люди, которым на про­тяжении их жизни удается довести до конца все свои дела, как плохие, так и хорошие, и осуществить свои сокровенные же­лания!

 

Книга третья. Глава пятая. Природа вещей

Конфуцианцы утверждают: «небо и земля рождают чело­века, [действуя] с [определенной] целью». Это высказывание ложно.

Когда соединяются жизненная энергия неба и земли, то в результате естественно рождается человек, подобно тому как

267

 

от соединения жизненной энергии мужчины и женщины есте­ственно рождается ребенок. В момент соединения жизненной энергии мужа и жены [супружеская пара пусть даже и] не стре­мится произвести на свет ребенка, а соединяется, движимая [лишь] чувством страсти, но в результате [их] соития рож­дается ребенок.

Из того факта, что мужчина и женщина рождают ребенка и не стремясь к этому, следует заключить, что небо и земля, рождая человека, также не [действуют] с [определенной] целью.

В таком случае человек появляется на свет так же, как рыба рождается в пруду или вши – на [теле] человека. Благо­даря жизненной энергии [все сущее] рождается и каждый род и вид воспроизводит сам себя. Это в равной мере действительно для всего множества вещей, созданного между небом и землей.

Говорят:

«Если истинно то, что небо и земля, создавая человека, не [действуют] с [определенной] целью и человек поэтому рож­дается естественно, то почему сторонники этой точки зрения за­являют следующее: «Небо и земля являются плавильной печью, вся тьма вещей – медью, силы инь и ян – пламенем, созида­ние и преобразование [всего сущего] – это процесс плавки»? Но, как известно, гончар и литейщик, выплавляя медь и обжи­гая изделия в огне, действуют с [определенной] целью. Призна­вая, что, создавая человека, небо и земля не [действуют] с [оп­ределенной] целью и что человек поэтому рождается естествен­но – и только, можно ли [при этом] утверждать, будто гончар и литейщик изготавливают [свои] изделия, не ставя перед со­бой [никакой] цели, изделия же поэтому производятся [случай­но], сами собой?

Если сравнение не вяжется с фактами, оно не может слу­жить средством объяснения, а если изречение не выражает сути [явлений] – его нельзя считать истинным».

На это можно ответить:

«Смысл сопоставления – [показать], что природные свойст­ва [у разных] людей [так же] неодинаковы, как [неодинаковы] формы, куда льется расплавленная медь, и гончарные изделия, обжигаемые в огне. И никак не утверждается того, что будто бы небо и земля создают человека точно так же, как гончар или литейщик делают свое дело.

Люди, прибегающие к сопоставлениям, всегда привлекают [для доказательства] дела людей, но они должны быть взяты как нечто целое, их нельзя рассматривать в отрыве друг от дру­га. Когда хотят своими глазами увидеть собственную макушку, голова не может не повернуться, когда хотят рукой взяться за свою ступню, нога не может остаться при этом неподвижной, ибо глаза и голова составляют одну часть тела, а рука и нога относятся к [взаимосвязанным конечностям] одного организма.

Ныне гончар и литейщик сначала месят глину, потом лепят

268

 

ее, чтобы придать ей форму, что является действием [с опре­деленной] целью. Прежде чем разжечь уголь, чтобы получить огонь, они обязательно сначала приводят в надлежащий вид печь, что также делается с [определенной] целью. Однако не вся расплавленная медь застывает в нужной форме, а обжигае­мая посуда не всегда выходит хорошо, ибо невозможно все сде­лать так, как задумано.

Коль скоро природа не может создавать человека с [опреде­ленной] целью, то она так же не может создавать с [опреде­ленной] целью и всю тьму вещей. Все сущее рождается само со­бой, естественным образом [в результате] соединения жизнен­ной энергии неба и земли.

Пахота, посев и прополка производятся с [определенной] целью, однако будет урожай или нет – зависит от естествен­ных [факторов]. Как доказать это? Если бы природа с [опре­деленной] целью создавала всю тьму вещей, то она должна была бы внушить им взаимную любовь и не должна была бы допускать вреда, наносимого ими друг другу». Некоторые говорят:

«Природа создает тьму вещей из жизненной энергии пяти первоэлементов. Благодаря этому тьма вещей заключает в себе жизненную энергию пяти первоэлементов, а жизненная энергия пяти первоэлементов [по природе своей] попеременно взаимно уничтожает друг друга»'.

На это возразим:

«Порождая тьму вещей, природа должна была бы [тогда] использовать жизненную энергию [лишь] одного из [пяти] пер­воэлементов, внушив вещам взаимную любовь, а не жизненную энергию [всех] пяти первоэлементов, поощряя их к взаимному уничтожению».

Некоторые утверждают:

«Чтобы сделать вещи полезными, надо заставить их взаимно враждовать, ибо именно [взаимная] вражда способствует вза­имному становлению их как таковых. По этой причине природа использует жизненную энергию [всех] пяти первоэлементов, со­здавая тьму вещей, а человек использует тьму вещей, чтобы осуществлять десять тысяч работ.

Если бы вещи не могли подчинять друг друга, то они не мог­ли бы использовать друг друга; если бы они не наносили друг другу вреда, то не были бы годны для употребления в дело. Если бы металл не крушил дерево, то дерево не было бы при­годно для употребления; если бы огонь не плавил металл, то металл не был бы пригоден для изготовления изделий. Таким образом, повреждая друг друга, все вещи приносят тем самым друг другу пользу. Когда существа, обладающие кровью, терза­ют друг друга, кусают друг друга и пожирают друг друга, то к этому их понуждает жизненная энергия пяти первоэлементов».

На это можно ответить:

269

 

«Природа, рождая тьму существ, стремится к их взаимной пользе, но [бывает, что] не может этого достичь без их взаим­ного повреждения. Когда рожденные [ею] тигры, волки, змеи, осы, скорпионы все губят людей, то разве природа задавалась целью сделать людей их добычей?2

К тому же тело каждого человека содержит жизненную энер­гию пяти первоэлементов, поэтому человек обладает пятью постоянствами, которыми руководствуется в своем поведении. Пять постоянств есть проявление пяти первоэлементов. Пять внутрен­них органов3, [содержащихся в теле] человека, [также] содер­жат жизненную энергию пяти первоэлементов. Если исходить из высказанного мнения, что обладающие кровью существа, со­держащие в себе ци пяти первоэлементов, обязательно взаимно губят друг друга, тогда тело человека, вмещающее внутри пять внутренних органов, должно находиться в состоянии самоунич­тожения и каждый человек в своем поведении и желании тво­рить справедливость должен с самим собою быть в столкнове­нии? Но каким образом можно доказать, что жизненные энергии пяти первоэлементов действительно уничтожают друг друга, а существа, обладающие кровью, борются и одолевают друг друга?»

Некоторые полагают:

«[Циклический знак] инь соответствует дереву, его живот­ное – тигр. Знак сюй соответствует земле, его животное – соба­ка. Знаки чоу и вэй также соответствуют земле; животное зна­ка чоу – бык; животное знака вэй – овца. Дерево побеждает землю, поэтому тигр пересиливает собаку, быка и овцу. Знак хай соответствует воде, его животное – свинья. Знаку сы соот­ветствует огонь, его животное – змея. Знак цзы также соответ­ствует воде, его животное – мышь. Знак у тоже означает огонь, его животное – лошадь. Вода побеждает огонь, поэтому свинья пожирает змею. Огонь тушится водой, поэтому если лошадь съест мышиный помет, то ее брюхо вздуется».

В ответ скажем:

«Если вникнуть в высказанное мнение, то обнаружится, что среди существ, обладающих кровью, имеются также такие, ко­торые не подавляют друг друга. Знак у соответствует лошади, знак цзы – мыши, знак ю – курице, знак мао – зайцу. Если вода пересиливает огонь, то почему же мышь не прогоняет ло­шадь? Металл пересиливает дерево, но отчего же курица не раз­дирает клювом зайца? Знак хай соответствует свинье, знак вэй – овце, знак чоу – быку. Если земля превозмогает воду, то почему же бык и овца не убивают свинью? Знак сы соответству­ет змее, знак шэнь соответствует обезьяне. Коль скоро огонь побеждает металл, почему змея не пожирает обезьяну? Что касается обезьяны, то она боится мыши, кусает же обезьяну собака. Мышь связывают с водой, обезьяну – с металлом.

Вода не осиливает металла, так почему же обезьяна боится мыши? Знак сюй соответствует земле, знак шэнь соответствует

270

 

обезьяне. Земля не побеждает металл, так в чем же причина того, что обезьяна боится собаки?

Восток сопоставляют с деревом, присущие ему созвездия на­ходятся в Лазоревом драконе. Запад сопоставляют с металлом, связанные с ним созвездия находятся в Белом тигре. Юг сопо­ставляют с огнем, относящиеся к нему созвездия находятся в Алой птице. Север сопоставляется с водой, присущие ему со­звездия находятся в Черной черепахе4.

Тончайшие частицы жизненного начала [этих] четырех не­бесных созвездий опустились на [землю] и создали во плоти [соответствующих] четырех животных [дракона, тигра, птицу и черепаху], и среди существ, обладающих кровью, четверо этих животных являются старшими. [Из всех] тварей [эти] четыре содержат жизненную энергию пяти первоэлементов в наивысшей степени. Однако, когда Дракон и Тигр встречаются, они не тро­гают друг друга, и, когда собираются вместе птица и черепаха, они не причиняют друг другу вреда. Если исследовать и сопо­ставить [этих] четырех животных с животными двенадцатерич-ного цикла5, [то обнаружится, что] мнение о природной взаим­ной вражде существ, обладающих кровью – якобы именно в силу того, что они несут в себе жизненную энергию пяти пер­воэлементов,– отнюдь не получает подтверждения».

Коль скоро вся тьма вещей находится в постоянной взаим­ной борьбе, то существа, обладающие кровью, также подавляют друг друга. Удается же растерзать и сожрать другого тому, у кого острые клыки и зубы, сильные мускулы, гибкие и ловкие движения и дерзкая отвага. Если между людьми на земле власть не распределена поровну и силы их не равны, то они, естественно, побеждают и покоряют друг друга, используя силу для подавления и оружие для убийства. Люди используют ору­жие для взаимного уничтожения точно так же, как животные рвут друг друга зубами, рогами, когтями и клыками. Сильные, крепкие мышцы, острые рога, дикая ярость и длинные клыки могут обеспечить победу, а малодушие, короткие когти ведут к погибели, трусость и тупые шпоры приносят поражение. Люди бывают храбрые и трусливые, и от этого в сражениях зависят успех или неудача, и совсем не обязательно победивший должен быть наделен жизненной энергией металла, а побежденный – тончайшим жизненным началом дерева. Конфуций был так на­пуган Ян Ху, что удалился, обливаясь потом. Но цвет [лица] Ян Ху не обязательно был белым, а Конфуция – голубым6. Из того, что ястреб набрасывается на голубя или воробья, а сова пожирает лебедя или дикого гуся, вовсе не следует, что ястреб я сова родились на юге, а голуби, воробьи, лебеди и дикие гуси обитают на западе; на деле победа или поражение зависят от силы мышц, смелости или трусости7.

В общественных местах люди всегда пускаются в споры, а в селениях постоянно затевают тяжбы. При тяжбах обязатель­но оказываются правая и неправая стороны, а в спорах выяв-

271

 

ляются истинное и ложное высказывания. Заблуждающиеся и виновные – проигрывают, а правые и придерживающиеся исти­ны – выигрывают.

Но бывает, что выходит победителем в споре тот, кто боек на язык и чья речь искусна и пристрастна; тот же, кто запи­нается, затрудняясь в подборе выражений, заикается и не нахо­дит слов для ответа, оказывается побежденным. Язык в спорах и тяжбах играет ту же роль, что в сражениях мечи и копья. Острые мечи, длинные копья, сильные руки и быстрые ноги – залог победы, тупые мечи, короткие секиры, медлительные и нерасторопные руки и ноги – причина поражений.

Победа одного живого существа над другим зависит или от силы мышц, или от храбрости духа, или от хитрости и ловкости. Даже малое существо может одолеть большое, если оно обла­дает храбростью духа, ловким языком и проворными ногами. Большое же [существо], если оно не обладает крепким телосло­жением, мощными крыльями и рогами, может потерпеть пора­жение от малого. Если сорока пожирает ежа, а сорокопут поеда­ет змей, то это потому, что ежи и змеи не очень-то проворны. Сила москитов и комаров несравнима с силой лошадей и быков, однако быки и лошади страдают от комаров и москитов потому, что комары и москиты отличаются стремительностью действий.

Олень в состоянии рогами забодать собаку, обезьяна в со­стоянии лапами поймать мышь, однако же олень может быть за­гнанным собакой, а обезьяна может убежать от крысы, если они, [олень и обезьяна], не сумели пустить в ход рога и когти. Таким же образом пастушонок погоняет десятилетнего быка, а взрослый слон идет на поводу у юэского молодого раба8 – и все из-за неповоротливости [этих животных]. Обладая лов­костью и сноровкой, малое [существо] может одолеть большое; при отсутствии хитрости и проворства сильный окажется побеж­денным слабым.

 

Книга одиннадцатая. Глава первая. О небе

В [древних] ученых книгах1 говорится: «Гун-гун2 сразился с Чжуань-сюем3, желая стать владыкою вселенной. Когда же он победы не добился4, пришел в такую ярость, что ударил [головой] гору Бучжоу5. И это привело к тому, что столп Небес6 сломался и оборвал земную крепь7. [Тогда] Нюй-ва& сплавила всех пяти цветов камни, залатала лазурное небо, от­секла черепахе-чудовищу Ао9 все лапы и подперла [лазурную твердь] в четырех концах света. Но на северо-западе все же небу [куска] недостало, вот поэтому [только] туда направляют­ся солнце с луной; и на юго-востоке [угла] у земли не хвати­ло, потому и стекают воды сотен рек в океан» 10.

Это очень старинное предание пользуется доверием у [прос­тых] людей. Образованные же люди находят его странным,

272

 

однако, [как правило], им нечего возразить, а если они и возра­жают, то делают это нерешительно, боясь, как бы это не ока­залось на деле правдой, и не осмеливаются рассуждать всерьез.

Но если толковать о том, сообразуясь с законами природы (тянь дао) или деяниями людей, то, говоря по правде, весь сказ окажется пустой лишь болтовней.

Тот из людей, кто, проиграв сражение в борьбе за титул Сына Неба, мог в гневе так боднуть гору Бучжоу, что рухнул столп Небес и порвалась земная крепь, должен был обладать такой великой силой, что в Поднебесной не было бы равного соперника ему. С подобной силищей [даже] в сражении с тремя войсками ему все воины казались бы муравьями, былинками – оружие у них. Как мог он вознегодовать от поражения и в яро­сти боднуть гору Бучжоу?

Кроме того, нет ничего тяжелее и тверже, чем гора. Совмест­ными усилиями множества людей не сдвинуть с места даже ма­ленькую гору. Что же касается горы Бучжоу, она должна бы быть огромной! Так, если бы она была опорой неба, разрушить ее было бы предельно трудно. А если бы она столпом небесным не являлась, тем более поверить невозможно, что от удара по горе Бучжоу обрушился небесный столп.

Пусть Чжуань-сюй на битву со своим врагом поднял бы воинов земли и вкупе всех людей в пределах обитаемого мира, он все равно не смог бы одолеть [Гун-гуна]. Так как же мог [Гун-гун] его не победить?

А вместе с тем что же такое небо? Эфир иль Тело? Коль оно эфир – от облаков, тумана неотличимо. При чем же тут небес­ный столп с его поломкой? Однако же Нюй-ва каменьями его чинила, – значит, оно тело; будь это верно – небо было бы срод­ни простым или драгоценным камням. Но основное свойство камня – тяжесть, и одному-единому столпу не удержать тысяче­верстной [тверди неба].

Даже пяти священных гор вершины11 не в состоянии достать до неба, чтобы быть ему опорой, могла ль достичь небес ущерб­ная гора Бучжоу?

[Допустим, что] Гун-гун сломал гору Бучжоу,– обрушилось бы небо в этот самый миг? Допустим, что оно действительно упало, но как бы было поднято оно?

[Все, говорящие, что] отрубили, мол, у черепахи Ао лапы, подперли ими [небо] в четырех концах, так поясняют: «Ао – это древнее чудовище громадного размера с четырьмя лапами огромнейшей длины, поэтому и отрубили его лапы и водрузили в четырех углах [земли]».

Но ведь Бучжоу – это же гора, а черепаха Ао – животина. Положим, что первоначально гора была подпорой неба, до­пустим, что Гун-гун ее разрушил и что тогда ногами живой тва­ри была она заменена. Но кости-то ведь разлагаются, гниют; как могут они выстоять так долго? К тому же если лапы чере-

273

 

пахи Ао могли опорой неба послужить, то ее тело было бы огромным и его бы между небом и землей не поместить.

Хотя Нюй-ва была великомудрой, как бы смогла она такую черепаху поразить? А если бы сумела умертвить, то чем убила бы? Ведь если допустить, что лапы черепахи Ао могли служить подпорою для неба, тогда их покрывающая шкура сродни была бы камню и железу; нож, меч, секира, алебарда – все были бы бессильны перед ней, и даже стрелам из тугого самострела ее не поразить бы никогда.

[Как] очевидно, небо наших дней далеко от земли и очень высоко, а небо древности от нашего не отличалось. И даже в тот момент, когда Гун-гун вред небу причинил, то небо и тогда не рухнуло на землю. Нюй-ва же все-таки была лишь человеком, а человек, каким бы он высоким ни был, не сможет дотянуться до небес. Когда [Нюй-ва] сама чинила небо, то по каким она вскарабкалась ступеням, чтобы иметь возможность привести его в порядок? Неужто небо давних тех времен подобно было кры­ше дома и отстояло от людей совсем недалеко, настолько, что Гун-гун был в состоянии его разрушить, Нюй-ва же в состоянии была его чинить? И коль действительно все это было так, тогда встает вопрос: в глубокой древности, задолго до Нюй-ва, когда правителями были Правители-владыки людей (жэнь-хуан)12, похоже ль было небо и при них на крышу над землей?

Толкователи «И [цзина]» заявляют: «До разделения Изна­чального (юань ци) был один лишь первозданный хаос (хунь-дунь)» .

В ученых книгах также говорится: «[Сначала был] бесфор­менный водяной хаос (минсин мэнхун) 14, из жизненной энер­гии (ци) еще не вычленился мир сущего. Когда [она] расчле­нилась, то чистые частицы образовали небо, а мутные частицы образовали землю» 15.

Согласно толкованиям «И [цзина]» и сведениям ученых книг, в тот момент, когда небо и земля только начали обособ­ляться и разъединяться, они были еще очень малы и нахо­дились близко друг от друга, столь близко, что [небо будто бы] могло покоиться на горе Бучжоу, Гун-гун [будто бы] тогда вполне мог повредить его, Нюй-ва же в состоянии была его исправить.

Существа, несущие в себе жизненную энергию, не могут не расти. Что касается неба и земли, содержащих жизненную энергию, то они также развиваются естественно16. С момента их возникновения прошло чрезвычайно много лет. Но так как невозможно сейчас определить, сколь было велико [тогда] про­странство между небом и землей в ширину и в высоту, то по­ложения ученых книг кого-то, может быть, и убеждают. Однако их повествование о том, что будто бы была повреждена [одним ударом] гора Бучжоу, так что был сломан столп небес и разо­рвалась земная крепь, что сплавленными вместе пятицветными камнями небесная лазурь латалась, что лапами гигантской че-

274

 

репахи Ао подперто было небо в четырех концах земли, все это – совершенная нелепость. Так почему? А потому, что даже если бы гора могла сдвигаться с места [при землетрясении], то все же у Гун-гуна сил не хватило бы ее сломать. И неужели же в те времена, когда едва-едва лишь небо отторглось от зем­ли, все горы крохотными были, а люди же, наоборот, больши­ми? И разве же возможно было так ударить гору, чтобы сло­мать ее?

Но если о починке неба разноцветными камнями еще и мож­но как-то рассуждать, рассматривая эти пятицветные каменья как некое целительное средство, как некий пластырь, то вот об отсечении лап у черепахи Ао и водружении их в качестве опоры {неба] на четырех концах [земли] невозможно даже толковать. Со времени Нюй-ва прошел уже немалый срок, но [и поныне] на своих местах четыре страны света, так где же лапы чере­пахи Ао?

В книге Цзоу Яня говорится: «В Поднебесной имеется девять областей. За пределами [этих девяти областей], упоминаемых в «Трудах Юя"17, есть девять континентов. Девять областей, описанных в «Трудах Юя", составляют один континент, подоб­ный [континентам], расположенным вне [земель], упомянутых в «Трудах Юя". [Их всего] девять. Девять областей, перечис­ленных там,– это и есть девять областей нынешней Поднебес­ной. [Они] находятся в юго-восточном направлении, называют [их] Красная страна или Благословенный континент18. Но имеется и еще восемь континентов. Каждый из них окружен че­тырьмя морями, называемыми «Малыми морями". За пределами девяти континентов еще находится Великое море-океан» 19.

Эти слова противоречивы, странны и ошеломляют слушаю­щих, но определить, где истина, где ложь, никто не может. Все это узнается через книги или переносится из уст в уста. Поэтому как истинные, так и ложные сведения, не отделяясь друг от дру­га, равно передаются из поколения в поколение, и правду от неправды отличить невозможно. Люди совершенно сбиты с тол­ку, и потому столь трудно это обсуждать.

Познания мудреца Цзоу [Яня] не превосходят [познаний] Юя. Когда Юй управлялся с наводнением, то взял своим по­мощником И20. Юй приводил в порядок воды, а И тем време­нем брал на заметку все вокруг. Постиг он всю пространность неба, проведал он всю даль земли, проник он за пределы всех четырех морей21, прознал он все меж четырьмя горами22. В зем­лях всех тридцати пяти стран из птиц и зверей, деревьев и трав, камней и металлов, вод и земель ничего не осталось, чего бы он не заметил. Но то, что есть еще и девять континентов, – не сказал.

Хуайнаньский правитель Лю Ань23 приглашал к себе ученых магов, таких, как У Бэй и Цзо У24. [Они] заполнили его двор­цы и сочинили книгу даосской доктрины, где рассуждали о де­лах вселенной. В главе «Поверхность земли»25 повествуется

275

 

о разных чудесах, об удивительных вещах заморских земель и странных явлениях тридцати пяти стран, но ничего так и не говорится о девяти континентах.

Мудрец Цзоу [Янь] не исходил стольких земель, как Юй и И, а видел и слышал он на своем веку меньше, чем [У] Бэй и [Цзо] У, и талантов у него не было таких, как у совершен-номудрых людей, и он не постигал явлений с помощью небес­ных откровений.

Как он мог делать эти заявления? Если обратиться к книге мудреца Цзоу [Яня], учитывая данные «Каталога гор» Юя26 и [главу] «Поверхность земли» из «Хуайнань [-цзы]», то мнения [Цзоу Яня] предстанут как совершенно ошибочные и пустые.

Придворный историограф27 говорит: «Основные записи [о деяниях] Юя"28 сообщают: «Река [Хуанхэ] берет начало на [горе] Куньлунь, имеющей высоту более трех тысяч пятисот ли29. Солнце и луна туда скрываются попеременно, оттуда же и появляются на свет, излучая сияние. На той [горе] имеются Нефритовый родник и Сверкающее озеро». В наше время, после того как Чжан Цянь30 ходил послом в Дася31, он разведал исток Реки [Хуанхэ] – но разве он увидел то, что говорят по поводу Куньлуня «Основные записи о деяниях Юя»? Быть мо­жет, близко к истине все то, о чем повествуют «Труды Юя» из «Шан шу»32, о Девяти областях, об [их] горах и реках, но что касается всех тех диковинных вещей, о которых сообщают «Ос­новные записи о деяниях Юя» и «Каталог гор», – о том я не посмею даже и собственное мнение сказать».

То [обстоятельство], что [Сыма Цянь] не смеет даже выска­зать своего мнения, и означает, что сведения эти ложны. Все слышали в народе о высоте Куньлуня, о Нефритовом роднике и Сверкающем озере, когда же лично сам Чжан Цянь отпра­вился туда, в действительности этого не оказалось. В «Трудах Юя» перечислены сполна все до единой горы, реки, удивитель­ные вещи, все редкостные камни и металлы во всех девяти об­ластях, однако там нигде не говорится, что на горе Куньлунь имеются Нефритовый родник и Сверкающее озеро Согласно мнению придворного историографа, речения из «Основных записей о деяниях Юя» и «Каталога гор» – пустой лишь вымы­сел. А вообще во всем том, что с трудом поддается познанию, нелегко выявить, где истина, где ложь.

Полюс является центром неба. Коль скоро в настоящее вре­мя Поднебесная располагается к югу от полюса [времени] Юе, то и к северу от полюса небо, несомненно, [такое же] высокое, [как и на юге], и народу должно жить там много33.

«Труды Юя» сообщают: «Восток омывается океаном, а за­пад упирается в Зыбучие пески», тогда это –крайние пределы неба и земли.

Диаметр солнца в момент наибольшей видимости исчисляет­ся тысячью ли. Но если сейчас наблюдать восход солнца из [уездов] Инь и Чжи в [области] Гуйцзи34, расположенных на

276

 

побережье Восточного моря, то диаметр его будет [казаться] не превышающим и двух чи35; все это говорит о том, что [солн- це] находится [оттуда] очень далеко.

Раз [солнце находится оттуда] далеко, тогда в восточной стороне должно быть еще много земель. Если же на востоке еще много земель, то, значит, нельзя не подумать и о том, что и к северу от небесного полюса небо и земля должны прости­раться далеко. А если так, то утверждение Цзоу Яня нельзя от­вергнуть, что же касается «Основных записей о деяниях Юя» «Каталога гор и морей» и [главы] «Поверхность земли» из «Хуайнань [-цзы]», им [в этом отношении] нельзя доверять.

Цзоу Янь утверждает:

«Нынешняя Поднебесная находится на юго-востоке земли, называется [она] Красная страна или Благословенный конти­нент. Небесный полюс является центром неба». Если бы нынеш­няя Поднебесная была расположена на юго-востоке земли, то соответственно полюс должен бы быть на северо-западе [от нее]. Ныне же в действительности [он] находится на севере, значит, современная Поднебесная простирается к югу от полю­са. Если исходить из [действительного] местоположения полю­са, то [Поднебесная] не может находиться на юго-востоке, зна­чит, это утверждение Цзоу Яня ошибочно

Если бы [Поднебесная] находилась на юго-востоке, то она была бы совсем близко от того места, где восходит солнце. То­гда в момент восхода солнца его сияние должно бы быть здесь чрезвычайно ярким. Но наблюдаем ли [мы] дневное светило с побережья Восточного моря или смотрим на него со стороны Зыбучих песков36 – все равно яркость [солнца] остается оди­наковой. Хотя точки наблюдения отстоят друг от друга на де­сять тысяч ли, это не меняет [его] видимой величины. [Значит], пространство, которое занимает ныне Поднебесная, составляет лишь небольшую часть [вселенной].

Лоян37 является центром девяти областей [Поднебесной]. Если смотреть из Лояна в направлении севера, то как раз точно на севере будет полюс. И с побережья Восточного моря, отстоя­щего на три тысячи ли от Лояна, полюс виден также на севере. Исходя из этого, можно заключить, что если глядеть на полюс из страны Зыбучих песков, то он также непременно снова будет на севере. Восточное море и Зыбучие пески являются восточным и западным пределами девяти областей [Поднебесной]. И хотя между ними расстояние в десять тысяч ли, но тем не менее [и там и тут] полюс будет виден в северном направлении. Невозможность удалиться [в любом направлении] от полюса [означает, что] земля весьма невелика и заселенная ее часть занимает небольшое пространство.

Область Жинань38 находится на расстоянии десяти тысяч ли от Ло[яна]. Когда спрашивали людей, побывавших [в Жинани] и вернувшихся обратно [в Лоян], то они говорили, что места, где они проживали (т. е. Жинань), судя по тому, каким там

277

 

бывало солнце в полдень, не могут являться южным [пристани­щем] солнца, по их предположению, солнце будет находиться в своей [крайней] южной [точке] еще на десять тысяч ли юж­нее [Жинани]. Если так, то в таком случае [крайняя] «южная [точка] солнца» окажется отстоящей от Лояна на двадцать ты­сяч ли. Если сейчас измерить путь солнца от Ло[яна] [на юг], то он не будет таким же [по длине], как [путь солнца] от по­люса, ибо полюс находится много дальше [Лояна]. Если прой­ти сейчас на север три раза по десять тысяч ли, то и тогда, по всей вероятности, еще не достигнешь [места, находящегося] под полюсом. Но допустим, что достигнешь [его], [пройдя этот путь],– тогда это расстояние можно назвать расстоянием до места, [находящегося] под полюсом. Раз так, то оттуда до юж­ной точки солнца будет расстояние пять раз по десять тысяч ли, а к северу от полюса также должно протянуться пространство, равное пяти отрезкам по десять тысяч ли. [Надо полагать, что] так же, как к северу от полюса [земля] простирается на рас­стояние пятидесяти тысяч ли, так же точно на востоке и на за­паде она распространяется на пятьдесят тысяч ли в обе сторо­ны. Десять раз по десять тысяч ли в направлении с востока на запад и десять раз по десять тысяч ли с юга на север – вместе это составит миллион [квадратных] ли39.

Цзоу Янь говорит: «Между небом и землей существует де­вять таких же [по величине континентов], как Поднебесная».

Как известно, во времена Чжоу40 девять областей занимали с востока на запад пять тысяч ли и с юга на север также пять тысяч ли. Пять раз по пять будет двадцать пять – отсюда [пло­щадь] одного континента составит два раза по десять тысяч [да еще] пять тысяч [квадратных] ли (25 тыс. кв. ли) 41. Этому соответствует [площадь] Поднебесной. Если девять умножить на двадцать и пять тысяч ли, то получится двадцать два раза по десять тысяч да еще пять тысяч [квадратных] ли42. [Так выходит] согласно [вышеприведенному положению] из книги Цзоу Яня. Кто-нибудь может найти, что эти размеры чрезмерны, однако, по подсчетам и сопоставлениям, они оказываются даже слишком малы43.

Конфуцианцы говорят:

«Небо – это воздух (ци), и поэтому оно, как таковое, неда­леко от человека. Прав человек или не прав, имеет ли он втай­не добродетельные намерения или дурной умысел, Небо тотчас все узнает и немедленно откликается на это, что и доказывает его близость к людям».

Но если обсуждать этот вопрос, исходя из действительного положения вещей, то окажется, что небо есть тело, а не воздух. Ведь человек рожден [из мельчайших частиц] неба, так как же можно сомневаться в том, что небо не воздух? [Небо] телесно и находится очень высоко и очень далеко от людей.

Некоторые астрологи44 утверждают: «Небо удалено от Под­небесной на расстояние большее, чем шесть десятков тысяч ли».

278

 

Некоторые математики вычислили, что окружность неба разде­ляется на триста шестьдесят пять градусов. Разделив, таким об­разом, окружность [неба] на градусы, [они] исчислили их вели­чину определенным количеством ли. Если бы небо было дейст­вительно воздухом, а воздух же был бы подобен облаку или туману, то как же можно было бы тогда измерить его ли и ис­числить градусами (<Эу)? Это доказывается также [на примере] двадцати восьми созвездий45. Эти двадцать восемь созвездий являются пристанищами солнца и луны, подобно тому как на земле почтовые станции служат местами отдыха для курьеров. Почтовые станции на земле – то же, что звездные пристанища на небе. Следовательно, имеющееся в книгах утверждение, что небо является телесной субстанцией, обоснованно, а не ложно. Исследование этого [вопроса] ясно показывает, что [небо] от­нюдь не является некой туманной и бесплотной сущностью46.

 

Книга семнадцатая. Глава третья. Времена правления

В мире принято считать, что в древности правители людей были мудрецами и правили, руководствуясь истинной справед­ливостью и высшей добродетелью (дао дэ). И поскольку они ни в чем не отступали [от пути добра], то во всем достигали успеха и дела правления были в полном порядке. Когда же пра­вителями стали безнравственные люди, то они презрели высшую добродетель и истинную справедливость, а когда они сошли [с пути добра], то утратили все успехи и государство пришло в упадок. Все [мыслители] древности и современности придер­живаются этого мнения. Почему? А потому, что они убеждены, будто совершенномудрая благость Яо и Шуня привела к всеоб­щему миру, а порочность Цзе и Чжоу1 имела результатом сму­ту и их погибель.

Но по зрелом рассуждении скажу, что судьба имеет свой час, который определяется естественно сложившимися обстоя­тельствами и не зависит от добродетели и воспитания.

Все чиновники, как те, чье жалованье превышает сотню да­ней2, так и те, чье довольствие не достигает и шэна3, находясь при исполнении служебных обязанностей, управляют народом. Они действуют посредством административных мер, предписа­ний и наставлений, но оказывают ли эти наставления воздейст­вие или нет, находится ли народ в состоянии умиротворения или в брожении – все это зависит от судьбы.

Случается, что люди обладают большими талантами и отли­чаются отменным поведением, однако когда они оказываются при исполнении служебных обязанностей, то [вскоре] их лиша­ют должности. Но бывает и так, что люди ничтожных познаний и порочной жизни благополучно управляют народом и [долго] остаются на посту. [Говорят, что] в глубокой древности продви­жение чиновников по службе или увольнение зависело от оцен-

279

 

ки их успехов. В зависимости от успехов даровались награды, а на тех, у кого успехов не было, налагались наказания. На деле же [карьера] определялась судьбой и уделом, а не дейст­вительными талантами и личными способностями.

Среди тех, кто рассуждает об этом, есть такие, кто берет за правило оценивать людей по их успехам. Они определяют достоинства людей по результатам [их деятельности]. Итак, по их мнению, благоустроение народа и спокойствие страны дости­гаются [управлением] мудрого правителя, а возмущение наро­да и кризис государства являются результатом действий дурно­го [правителя]. Поэтому, когда возникают такие страшные бед­ствия, как восстания, люди, рассуждающие [подобным обра­зом], уличают правителя, обвиняют его в безнравственном правлении. Правитель покоряется и принимает вину на себя. Скорбь и душевные муки сотрясают его тело, но беды и несчастья от этого не уменьшаются и не прекращаются. Пона­прасну будоражится сердце правителя.

В результате талантливый и умный государь подвергается незаслуженным упрекам. Однако общепринятое мнение именно таково.

Мудрый правитель может благополучно управлять народом, которому суждено жить в мире, но он не может умиротворить страну, обреченную на смуту. Искусный врач, используя свои иглы4 и лекарства, может в том случае достичь успеха, приме­няя свои приемы, если ему посчастливится встретить человека, чья болезнь несмертельна и чьи дни еще не сочтены. Если же болезнь его неизлечима и конец его предрешен, то даже врач, подобный знаменитому Бянь Цяо5, не сможет здесь ничем по­мочь. Когда конец уже близок и болезнь зашла слишком дале­ко, исцеление невозможно, подобно тому как народ, уже при­шедший в состояние брожения, не может быть умиротворен. Роль лекарства в излечении болезни такова же, как роль вос­питания для умиротворения народа. Здесь бесполезно действо­вать понуждением, [поскольку] все зависит от судьбы и обстоя­тельств времени.

Когда Гун-бо Ляо6 оклеветал Цзы-лу7 перед Цзисунем8, Цзы-фу Цзин-бо9 сообщил об этом Конфуцию, [предложив каз­нить Ляо], но Конфуций сказал: «Если мои идеалы будут при­няты, я соглашусь. Это судьба! Если же мои идеалы не найдут признаний, я не буду роптать. И это судьба!» 10 Отсюда следует, что, будут ли наставления успешны или нет, окажется ли стра­на в состоянии мира или смуты, все это зависит от судьбы и об­стоятельств времени, а не от человеческих усилий.

Всеобщая смута, восстание народа, кризис государства или стихийные бедствия – все это зависит от природных [причин] п. Никакая высшая добродетель мудрого правителя не в состоя­нии исправить положение.

В «Ши цзине» повествуется о том, как чжоуский Сюань-ван12 встретился с великой засухой. «Песни» рассказывают:

280

 

«В царстве Чжоу среди оставшегося в живых черноголового народа не было никого, кроме одиноких людей» 13. Это значит, что не осталось ни единого человека, не пострадавшего от этого бедствия. А ведь Сюань-ван был мудрецом, пекущимся о своей добродетели.

Никогда не было никого более человечного и милостивого, чем Яо и Тан. Но Яо встретился с великим потопом, а Тан столкнулся со страшной засухой. Наводнения и засухи являют­ся наихудшими из бедствий. И вот с ними повстречались двое мудрецов. Неужели же правление обоих мудрецов и было при­чиной [этих несчастий]? Нет, их вызвали природные явления. [Из таких случаев, как] наводнение при Яо и засуха при Тане, можно заключить, что стихийные бедствия, происходив­шие в правление всех других царей, не были следствием их [плохих] моральных качеств. А поскольку моральные качества здесь ни при чем, то их счастье также не зависело нисколько от их моральных качеств.

Мудрый правитель управляет государством так же, как лю­бящий отец управляет своей семьей. Любящий отец терпеливо и беспристрастно воспитывает, обучает, наставляет, добиваясь, чтобы его сыновья и внуки стали почтительными и добропоря­дочными. А когда сыновья и внуки почтительны и добропоря­дочны, то семья процветает.

Когда весь народ пребывает в мире, то государство преуспе­вает. Но за расцветом всегда следует упадок, а подъем всене­пременно сменяется падением. Возвышение и процветание [ди­настий] не являются следствием добродетели [правителя]. А если так, то [их] упадок и крушение тоже не связаны с мо­ральными качествами [правителя]. Подъем и расцвет, упадок и разруха [зависят] от естественных [причин] и обстоятельств времени.

Вот действительная природа благополучия и неблагополучия. Но это еще не объясняет того, чем вызывается состояние ра­дости и скорби. Спокойствие семьи и радостное настроение до­мочадцев зависят от того, достаточно ли у них богатства для удовлетворения потребностей и желаний. Изобилие же богат­ства даруется щедростью судьбы, а не приобретается благодаря мудрости и милосердию. Люди знают, что изобилие богатства, спокойная и радостная жизнь предопределяются счастливой судьбой и благополучным уделом, но не понимают, что мир в стране и благодетельное правление достигаются вследствие удачного стечения природных обстоятельств.

Отсюда следует, что доброе правление не является заслугой мудрецов и совершенномудрых, а упадок и смута не есть след­ствие безнравственности [государя]. Если государство обрече­но на погибель, то ни мудрецы, ни совершенномудрые не в со­стоянии обеспечить ему процветание. Когда же наступает время мирного и благополучного правления, то никакие злокозненные люди не смогут вызвать смуту. Будет ли в мире царить поря-

281

 

док, или он будет ввергнут в хаос, это зависит от [обстоя­тельств] и времени, а не от того, в каком состоянии находятся дела управления. Будет ли государство благоденствовать или окажется на краю гибели – это определяется тем, какой ему уготован жребий, а не тем, насколько преуспел [правитель] в наставлениях. Будет ли правитель мудрым или окажется непутевым, будет ли правление разумным или бестолковым – все это не сможет ни нанести ущерб [обществу], ни обеспечить изобилие [стране].

Мир славит эру пяти Высоких предков, когда великое бла­годенствие царило в Поднебесной, каждая семья на десять лет вперед имела запасов продовольствия и каждый вел себя как благородный муж. Возможно, что тогда все было совсем не так и молва преувеличила добрую славу тех времен. Но возможно и то, что те времена были именно такими, однако как мы мо­жем доказать, что это было следствием тогдашних методов правления?

Беспорядки в обществе возникают не потому, что появляет­ся множество разбойников, не потому, что начинаются войны, не потому, что люди забывают о долге и пренебрегают прави­лами поведения, не потому, что в неблагодарности своей вос­стают против высших! Причиной подобных [волнений] являет­ся нехватка или полное отсутствие зерна и пищи и невозмож­ность переносить голод и холод. Когда же голод и холод пости­гают людей одновременно, то среди них немного окажется та­ких, которые не станут нарушать законы. Но если люди и сыты и тепло одеты, то редко встретишь среди них таких, которые не вели бы себя добропорядочно. Молва гласит:

«Когда амбары полны зерном, тогда народ соблюдает пра­вила примерного поведения, когда пропитания и одежды доста­точно, то народ понимает, что такое честь и бесчестье. Достаток и изобилие порождают почтительную уступчивость, а недоста­ток и нужда вызывают взаимную вражду». При достатке зерна и изобилии пищи возникают чувство долга и осознание правил поведения. Неукоснительное соблюдение правил поведения и беспрекословное следование долгу – основа всеобщего благо­денствия и покоя. Так, в неурожайный год весной даже близкие родственники оказываются ненакормленными, а осенью в изо­бильный год даже соседние дома приглашаются [на трапезу]. Не накормить близкого родственника считается недостойным по­ступком, а пригласить [на трапезу] соседей почитается долгом чести. [Таким образом], недостойные поступки и благопристой­ное поведение зависят не от природных наклонностей человека, а от урожайного или неурожайного года.

С этой точки зрения соблюдение правил поведения и выпол­нение долга оказываются обусловленными достатком зерна. Бу­дет ли зерно в изобилии или в недостатке, зависит от [количест­ва] годового урожая. Если год отмечен наводнениями и засуха-

282

 

ми, то пять хлебов и не созреют. Это происходит не в результа­те [дурного] правления, а зависит от времени и природных обстоятельств. Если непременно считать, будто наводнения и засухи являются следствием характера правления, [то надо заметить, что] никогда не было правителей худших, чем Цзе и Чжоу. [Казалось бы], во времена Цзе и Чжоу должны были бы быть постоянные наводнения и засухи. Но, [как известно], в период правления Цзе и Чжоу не было ни ужасов голода, ни неурожаев.

Подобного рода бедствия происходили по своим собственным причинам. И случалось, что они, как раз наоборот, происходили во времена правления совершенномудрых государей.

Те, кто подходит к вопросу по существу, считают, что все­светный потоп при Яо и великая засуха при Тане были вызваны непредвиденными и встретившимися обстоятельствами, а не яв­лялись следствием безнравственного правления. Если же счи­тать, что бедствия, [случившиеся в правление] ста царей, были вызваны их дурным поведением, тогда следует признать, что добродетели Яо и Тана весьма приукрашены, а [достоинства] ста [других] царей – преуменьшены. Поняв суть одного – ура­зумеешь все остальное. Познав зло – оценишь и добро. Если по Яо и Тану судить о ста [других] царях, то тогда стихийные бедствия, с которыми они столкнулись в результате непредви­денных обстоятельств, нельзя считать следствием их управле­ния. Рассматривая подобным образом стихийные бедствия, мы выясняем [причины] счастья и несчастья, приходим к ясному выводу, что если при Пяти Высоких предках царил всеобщий мир, то отнюдь не благодаря их добродетелям.

У человека, заболевшего холерой и находящегося при смер­ти, заранее на лице появляются зловещие приметы. Его болезнь вызывается вредоносными ци. Если ее [вовремя] не лечить, то она смертельно поражает тело человека, судьба, распоряжаю­щаяся долголетием, приводит его к неминуемому концу. Подоб­ные же признаки возникают и при смуте и гибели царства. На небе и земле появляются [знамения], предвещающие бедствия, точно так же как у человека, умирающего от холеры, на лице обнаруживаются [зловещие] приметы.

Как человек заражается [вредоносными] ци и заболевает, [так и мир] постигают такие бедствия, как наводнение и засу­ха. Если бедствия не устранить, они приведут государство к ги­бели; так же, если болезнь не лечить, она доведет человека до смерти.

Те, кто считает бедствия признаком [дурного] правления, допускают ли в своих рассуждениях, что и мудрец, отмеченный [зловещими] признаками заболевания холерой, обязан этому своим поведением? Если рассматривать наводнения и засухи как следствие безнравственности [правителя], то ведь можно утверждать, что мудрецы, пораженные болезнью, заболели ею из-за распущенного [поведения]. Говорят, что гибель – наихуд-

283

 

шее из зол, но разве же можно рассматривать смерть мудреца как [возмездие] за тяжелую вину?

Случается, что людей высокодостойных поражает болезнь и они рано умирают, а недостойные люди обладают крепким здоровьем и доживают до глубокой старости. Болезнь и смерть людей не являются следствием [безнравственного] поведения. Если так, то беспорядки в государстве и его гибель не зависят от хорошего или дурного правления. [Подобно тому как] нечестивые люди могут отличаться завидным здоровьем и дол­голетием, так и неправедное правительство может пользоваться миром и долго находиться у власти. Отсюда следует, что несчастья и бедствия не являются достаточно убедительными показателями безнравственности [правителя], а благоденствие [народа] и счастливые знамения не представляются достаточ­ными свидетельствами [его] добродетельности. Это несомненно!

К числу необычайных небесных явлений относятся непол­ные затмения солнца и луны. Затмение солнца происходит че­рез каждые сорок два месяца, затмение луны случается каждые пятьдесят шесть месяцев15. Затмения происходят через совер­шенно определенные промежутки времени и не имеют никакого отношения к делам правления. Сотни превращений и тысячи стихийных бедствий – все относятся к одного рода явлениям и никак не связаны ни с правителями, ни с системой правления, ни с принципами учения.

Когда [планета] Юпитер задела хвост [созвездия] Птицы 16, [в тот год] беда поразила царства Чжоу и Чу17. Царства Сун, Вэй, Чэнь и Чжэн18 постигло бедствие как раз тогда, когда в атмосфере появился перистый туман19. Это, разумеется, от­нюдь не означало, что политика и образ правления всех шести царств были в то время обязательно ошибочными и негодными. Город Лиян20 в течение одной ночи был затоплен и превратился в озеро21, но в это время высокопоставленные должностные лица Лияна не должны были непременно быть лживыми и по­рочными.

Успех и поражение определяются естественными [причина­ми]; счастье и несчастье зависят от веяния времени. Бывает, что человек еще не совершил дело, а предвестники [его] на небе уже появились. Так что же это, если не обстоятельства времени?

На земле произрастают пять видов зерновых, они приносят то обильный, то скудный урожай. Зерно продается на рынках иногда по дорогой, а иногда по дешевой цене. Но не всегда при богатом урожае бывает дешевизна, а при скудном – дороговиз­на [зерна]. Случаются годы урожайные и неурожайные, и [сами по себе] бывают времена дешевизны и дороговизны. Когда на­ступают времена дороговизны, то и при изобилии зерна цены растут, а когда приходят времена дешевизны, то и при скудно­сти зерна цены на него падают. Так, дороговизна и дешевизна зерна не находятся в прямой зависимости от его изобилия или недостатка, подобно тому как благоденствие или смута в госу-

284

 

дарстве не являются следствием добродетельного или дурного [правления].

Если случается такое непредугаданное совпадение, что муд­рый государь приходит к власти в миротворную эпоху, то его добродетель сама собой сияет вверху, а народ сам по себе ведет себя благопристойно внизу. В спокойные времена народ дово­лен, повсюду приметы счастья. [Однако] все это обычно при­писывают заслугам мудрого государя.

Когда же бывает такое непредугаданное совпадение, что недобродетельный государь появляется в смутное время, то по­всюду в стране происходят беспорядки и падение нравов, не пре­кращаются бедствия. Вследствие этого царство рушится, сам [правитель] погибает, а его потомство прекращается. В мире считают все это результатом беспутного поведения [правителя].

Это значит, что [люди] воспринимают лишь внешние про­явления хорошего и дурного [правления], но не понимают ис­тинную природу счастья и несчастья.

Счастье и несчастье не зависят от добропорядочности и по­рочности [правителя], и, [в свою очередь], доказательствами благочестия или безнравственности [правителя] не могут слу­жить счастье или несчастье [государства].

Когда старший чиновник вступает в новую должность, то [в течение известного времени] он не предпринимает самостоя­тельных начинаний, воспринимая прежние методы управления, и ничего не изменяет, однако [в этот период] бывает то много разбоев, то мало, стихийные бедствия иногда происходят, а ино­гда не случаются. Что тому причиной?

Старший чиновник, которому суждено стать знатным, дол­жен воспользоваться мирным временем для продвижения по службе. Тот же, кому предопределено судьбой прозябать в нич­тожестве и не служить, принимает пост в смутные времена и вследствие этого оказывается разжалованным и уволенным с должности.

Сравнивая старших чиновников наших дней с древними пра­вителями, мы можем рассуждать о спокойных и трудных вре­менах, о процветании и упадке.

 

Книга восемнадцатая. Глава первая. «О естественности» г

Вся тьма вещей рождается естественно благодаря соедине­нию жизненной энергии неба и земли2, подобно тому как в ре­зультате смешения жизненной энергии мужа и жены естествен­но рождается ребенок. Среди тьмы вещей, рожденных [в мире], существа, обладающие кровью, чувствуют голод и ощущают хо­лод. Обнаружив, что пять видов зерновых3 можно употреблять в пищу, [люди] стали выращивать и есть их; открыв, что шелк и пеньку можно носить, [люди] стали использовать их для из­готовления одежды.

285

 

Некоторые считают, что Небо4 рождает пять видов зерно­вых [специально] для прокормления людей и . производит на свет шелк и пеньку [именно для того], чтобы одеть людей. Это все равно что утверждать, будто небо является рабом, возделы­вающим землю, или рабыней, кормящей шелкопрядов для чело­вечества.

Это мнение сомнительно, и принять его нельзя, поскольку [оно] несовместимо с [идеей] естественности.

Попытаемся обсудить это, исходя из даосского учения.

Природа повсюду распространяет свою жизненную энергию. Среди тьмы вещей злаки [могут] утолять голод, а шелк и пенька – защитить от холода. Поэтому человек стал употреб­лять в пищу злаки и носить одежду из шелка и пеньки. Созда­вая пять родов злаков, природа не задавалась целью накормить и одеть людей, точно так же как ее стихийные бедствия и пре­вращения не предназначены для того, чтобы карать людей.

Вещи сами собой рождаются, и человек кормится и одева­ется ими. Когда столь же естественно происходят изменения природных стихий, то человек трепещет от страха перед ними. Если же объяснить все [как следует], то можно избавить сердце человека от [этой] тревоги.

Как проявлялась бы естественность, в чем заключалось бы недеяние, коль скоро небесные знамения посылались бы небом с определенной [целью]?

Почему считают, что [свойство] неба – естественность? По­тому, что у неба нет ни рта, ни глаз. А известно, что существа, отличающиеся способностью действовать, относятся к числу тех, кто имеет рот и глаза. Рот одолеваем желанием есть, глаза – желанием смотреть. Так внутренние побуждения и страсти обна­руживают себя вовне. Когда рот и глаза хотят чего-то, они до­биваются этого для своей пользы и [удовлетворения] своих же­ланий. Если же нет желаний, исходящих от рта и глаз, то не к чему будет стремиться и нечего будет домогаться. О каком же деянии может тогда идти речь?

Откуда известно, что у неба нет ни рта, ни глаз?

Это [следует] из того, что мы знаем о земле. Тело земли – это почва, а почва не имеет ни рта, ни глаз. Небо и земля [образуют] то же самое [единство], что муж и жена; коль ско­ро тело земли не имеет ни рта, ни глаз, следовательно, и небо также не имеет рта и глаз. Если допустить, что небо – это тело, то оно должно быть одинаково с землей. Если же допустить, что небо – это воздух, то воздух – подобие облака и тумана. Как же может [вещество] такого рода, как облако или туман, иметь рот и глаза?

Некоторые говорят:

«Разве можно говорить, что вообще движение не означает по своей сути деяния? Ведь только наличие желания вызывает движение, а вместе с движением возникает деяние. Движение

286

 

же Неба подобно действию человека, как же можно считать его недеянием?»

А я утверждаю, что небо находится в постоянном движении и источает жизненную энергию. Все сущее рождается [именно] благодаря тому, что тело [неба] в своем движении источает жиз­ненную энергию5. Подобным же образом и человек приводит в возбуждение свою жизненную энергию – когда его тело нахо­дится в возбуждении, испускается жизненная энергия и рожда­ется ребенок. Человек, источая свою жизненную энергию, не стремится произвести на свет ребенка, но коль скоро его жиз­ненная энергия извергается, то ребенок сам собой зарождается. Двигаясь, небо не стремится порождать тем самым вещи, но [все] вещи сами собой рождаются. Вот это и есть естествен­ность.

Источающаяся жизненная энергия не обладает намерением творить вещи, вещи создаются сами собой. Вот это и есть не­деяние.

Почему утверждают, что небу (природе) присущи естествен­ность и недеяние?

Потому, что его жизненная энергия невозмутима, не испыты­вает никаких желаний, не проявляет себя в деяниях, не стре­мится что-нибудь сделать.

Лао Дань6, обретя эти свойства, достиг долголетия. Они бы­ли дарованы Лао Даню природой от рождения. Если природа (небо) не обладала бы такой жизненной энергией, то как мог бы обрести от рождения эти свойства Лао Дань? Ведь не бы­вает так, чтобы ученики самостоятельно говорили о том, о чем их учитель не упоминал.

Когда кто-либо докладывал [цискому] Хуань-гуну7 об ис­полнении приказа, то правитель [обычно] отвечал: «Обратитесь к Чжун-фу8». Приближенные роптали: «Если и то [решает] Чжун-фу, и сё [решает] Чжун-фу, то как легко быть госуда­рем!» Хуань-гун ответствовал: «Пока у меня не было Чжун-фу, то было действительно трудно, но, когда я обрел Чжун-фу, мог­ло ли не стать легко?» Действительно, когда правитель Хуань приблизил к себе Чжун-фу, то доверил ему все дела, поручил управление и ни в чем не упрекал его. Но в таком случае пра­витель Хуань-гун превосходил добродетелью [само] Небо, ибо Всевышнее Небо не только всемилостивейше дарует престол ца­рям, но осуждает и карает людей. Выходит, что поведение ца­ря-гегемона9 безупречнее, чем Высочайших предков.

Кто-нибудь [может] сказать:

«Хуань-гун знал о мудрости Гуань Чжуна, поэтому и облек его высокими полномочиями, а если бы Гуань Чжун не был [таким мудрым], то он и его также бы осуждал и карал. Ведь и Небу, встретившись с Яо и Шунем, безусловно, не было необ­ходимости осуждать и карать».

Ответствую:

«Если бы Небо было в состоянии осуждать и карать [негод-

287

 

ного] правителя, оно с тем же успехом могло бы поставить на царство совершенномудрого правителя, выбрать бы столь же вы­сокоталантливых, как Яо или Шунь, даровать им царский пре­стол, вручить дела управления и тогда вообще не было бы на­добности в порицаниях. Ныне же [все] иначе. [Появляются] заурядные правители, уклоняются от истинного пути и утрачи­вают высокую добродетель, а потом [небу] приходится осуж­дать и карать их. Разве это не доставляет хлопот Небу?

Первый советник ханьского двора Цао Цань 10 не заботился о делах управления, а предавался пьянству, песням и музыке. Его сын стал было увещевать его, но получил в ответ двести [палочных ударов]. [Тем не менее] в Поднебесной в те време­на не было и признаков волнений.

В Хуайяне п отливали фальшивые деньги, власти были не в состоянии прекратить злоупотребление. Цзи Ань12, бывший то­гда начальником [этой] области, не уничтожил ни одной [мо­нетной] печи, не наказал ни одного человека, а беззаботно воз­лежал на ложе. [Между тем] положение в Хуайяне стало нор­мальным. Цао Цань, будучи первым советником, вел себя так, как если бы он им не был, а Цзи Ань, будучи начальником об­ласти, держался так, будто бы в области не было [ни единого] жителя. И тем не менее династия Хань не знала забот, а в Ху­айяне прекратились казни. Столь совершенна была доброде­тель [Цао] Цаня, столь впечатляюще было величие [Цзи] Аня! А разве может быть сравнимо Небо в своем величии и добро­детели с Цао Цанем и Цзи Анем?! Утверждать, что [сначала] не­бо дарует престол царям, а затем осуждает и карает их, – все равно что заявлять, будто добродетель Цао Цаня была совер­шеннее, а Цзи Аня внушительнее, чем у самого Неба.

Цюй Боюй 13 занимался делами правления в [царстве] Вэй. Цзы-гун u послал к нему человека, который спросил его: «Как ты [столь успешно] управляешь [царством] Вэй?» Ответ был таков: «Я управляю им, не управляя». – «Управлять, не управ­ляя», – это и есть Путь недеяния».

Некоторые полагают:

«Эпохам всеобщего мира обязательно сопутствуют такие благовещие знамения, как «карта от [духа] Реки» или как «письме­на от [духа реки] Ло» 15.

Без того, чтобы быть нарисованным, не может возникнуть [ни одно начертание], без деяний не может быть свершений. Раз Небо и Земля создали их [„карту» и «письмена"], значит, они осуществляют деяния. Когда Чжан Лян16 бродил по бере­гам реки Сы и, ему случилось встретить там духа Желтого кам­ня, который вручил ему «Записи Великого предка» 18.

Поскольку Небо помогало династии Хань уничтожить дина­стию Цинь, то повеление священному камню превратиться в духа и вручить людям «Записи [Великого предка]» также сле­дует рассматривать как деяние [Неба]».

В ответ скажу:

288

 

«Все это происходило естественно. Разве небо могло взять кисть и тушь и создать «карту» и «письмена"? Путь неба 19 – естественность, поэтому «карта» и «письмена» возникли сами собой.

Цзиньский [правитель] Таншу Юй 20 и [сын] луского [царя] Чэн Цзию21 оба родились с изображениями иероглифов на ру­ках. Поэтому [по знакам на руках] первого из них стали на­зывать Юй, а второго – Ю. Когда в царстве Сун родилась Чжун-цзы22, то на ее руке были изображены знаки, читавшие­ся: «Будущая государыня Лу». Упомянутые знаки появились у этих трех лиц уже тогда, когда они были еще в чреве своих ма­терей. Если утверждать, что Небо начертало такие знаки в утробе [их] матерей, то не придется ли полагать, что оно по­слало духа с резцом, кистью и тушью в руках, чтобы изобра­зить [вещие] иероглифы на теле [младенцев]? То, что все мог­ло произойти естественно, – трудно осознать [сразу] и может вызвать сомнения. На первый взгляд это выглядит как деяние, но на самом деле – это происходило естественно. Даже сам Придворный историограф [Сыма Цянь], описывая историю о Желтом камне, хотя и выражает сомнения, но не может по­стичь истину.

Именитый чжаосец Цзянь23 видел сон, что он попал на не­бо и приметил там паренька рядом с Предком. Когда затем он вышел из дома, то встретил на дороге человека – [и узнал в нем] того самого [паренька], которого до этого видел во сне рядом с Предком. Этот случай рассматривают как предзна­менование будущего процветания царства Чжао24, равно как и вручение «Записей [Великого предка]» [духом] Желтого камня считается счастливым предзнаменованием воцарения династии Хань. То, что некая бесовская субстанция (яоци) превратилась в духа, а дух предстал в образе человека, есть проявление есте­ственного хода вещей, а не кем-то содеянное [чудо] 25.

Когда деревья и другие растения появляются и растут, то цветы и листья имеют разные оттенки зелени и все сплошь ис­пещрены прожилками, подобно изысканному орнаменту. Если считать, что Небо [намеренно] начертало иероглифы [на ру­ках новорожденных], то не его ли искусством созданы также эти цветы и листья?

Некий сунец [так искусно] вырезал из дерева лист шелко­вицы26, что смог завершить работу лишь через три года. [Ус­лышав об этом], Конфуций заметил: «Если бы [небо] и земля создавали всего лишь один лист за три года, то среди тьмы ве­щей [растений] с листьями было бы чрезвычайно мало».

Из изречения Конфуция следует27, что листья на всех рас­тениях вырастают естественно и именно потому, что они растут естественно, они могут все расти одновременно. Если бы Небо создавало их, то оно делало бы это столь же долго, как и су­нец, вырезавший [из дерева] лист шелковицы.

Обратим внимание на оперение птиц и шерсть животных, [на

289

 

то, сколь] они многоцветны. Разве кто-то мог бы [искусствен­но] создать все это? Ведь тогда животные и птицы не могли бы» [как ныне], приобрести завершенный вид. Между тем весной мы наблюдаем рост тьмы вещей, осенью же видим их созрева­ние. Производят ли все это небо и земля, или это происходит с вещами естественно? Если считать, что это сотворено небом и землей, то для этого у них должны быть руки. Разве обладают небо и земля мириадами мириад рук для единовременного со­здания мириадов мириадов вещей?

Все вещи между небом и землей – как дитя во чреве ма­тери своей заключены. Десять лун мать скрывает в себе [жиз­ненную энергию] ребенка, прежде чем его рождает. Сами ли со­бой в [ее] утробе создаются [его] нос, и рот, и уши, и глаза, волосы и кожица с пушком и складками, кровеносные сосуды, жировой покров, кости и суставы, ноготки и зубы? Или же все это – деяние матери?

Пусть будут тысячи и десятки тысяч человеческих идолов – их все равно не назовут людьми! А почему? [Да потому, что] у них и рот, и уши, и глаза не обладают природой естественно­сти28. У-ди29 так обожал свою супругу Ван, что даже после ее смерти только и мечтал увидеть ее образ. Даосский маг, владея колдовским искусством, взялся воссоздать образ госпожи. Это удалось сделать, и, когда [она] появилась в воротах дворца, У-ди, совершенно ошеломленный, поднялся и вышел ей навстре­чу. Но вдруг опять ее не стало. Это было не природой порож­денное реальное существо, а творение, созданное искусством магов, оно поэтому лишь появилось и сразу же рассеялось, ис­чезло. Превращения, созданные искусственным путем, недолго­вечны, вот так и образ госпожи Ван мог появиться лишь на краткий миг.

Даосская школа говорит о естественности [всего сущего], но она оказывается не в состоянии привести факты для дока­зательства своих положений и действий. Поэтому их рассужде­ния о естественности не внушают доверия.

Дело в том, что, хотя именно естественность [правит миром], ей тем не менее должно сопутствовать деяние. Так, распахива­ние земли плугом, прополка сорняков, а затем проведение ве­сеннего сева – все это является делом человеческих рук. Но сто­ит только зерну оказаться в почве, как оно будет расти и но­чью и днем, и человек не в состоянии на него воздействовать. Если же кто-нибудь будет пытаться подействовать на него, то лишь помешает его естественному росту30.

Некий сунец горевал, что всходы его недостаточно высоки, пошел и потянул их, а на следующий день они засохли и по­гибли. Тот, кто стремится оказать воздействие на естественный ход вещей, уподобится этому сунцу».

Могут спросить:

«Человек рожден небом и землей, а земле и небу присуще недеяние. Человек получает задатки от природы, [казалось бы],

290

 

ему должно быть присуще недеяние. Так почему же [он] дея­телен?» Отвечу:

«Люди, преисполненные совершенных добродетелей, приро­дой в изобилии наделены жизненной энергией и могут поэто­му уподобляться природе, следуя естественности и придержива­ясь недеяния. Тот же, кто получил при рождении мало и притом немощных частиц жизненной энергии, не пойдет по стезе выс­шей добродетели и справедливости, тот не сходен с небом и землей, и потому его называем «неподобный". «Неподобный» – это значит непохожий, то есть не имеющий подобия неба и зем­ли, не идущий ни в какое сравнение ни с совершенномудрым, ни с мудрецом, – поэтому он деятелен.

Небо и земля являются [как бы] горнилом, а созидание – это процесс плавки31.

Но так как жизненная энергия, обретаемая людьми от рож­дения, неодинакова, то как же все могут быть мудрецами?

Поистине мудрыми были Хуан и Лао. Хуан – это Хуан-ди, Лао – это Лао-цзы. Поведением Хуан и Лао отличались невоз­мутимым, спокойствием безмятежным, управляли путем недея­ния. Держались степенно и достойно. В результате силы инь и ян сами собой приходили в согласие. Вещи сами собой изме­нялись без всякого воздействия на них и сами собой развива­лись, без [чьего-либо] желания сделать это». В «И»32 говорится:

«Хуан-ди, Яо и Шунь не поднимали [даже рукавов] платья, а в Поднебесной царил совершенный порядок». Не поднимать [рукавов] платья – это значит, сложив руки в опущенных ру­кавах, держаться недеяния. Конфуций говорил: «О, сколь был со­вершенен, став монархом, Яо! Воистину одно лишь Небо вели­ко, и только Яо уподобился ему». Сказал и так: «О, сколь ве­личественны были Шунь и Юй, когда они владели Поднебесной и ни во что не вмешивались»33.

Чжоу-гун34 сказал: «Высочайшие предки пребывали в празд­ности». Высочайшими предками называли Шуня и Юя35.

Шунь и Юй наследовали благополучие [страны] и продол­жали править, исполненные спокойствия, опираясь на мудрых и поощряя способных. Они держались с чувством собственного достоинства и не проявляли себя в деяниях, а в Поднебесной царил полный порядок. Шунь и Юй восприняли от Яо [дух] умиротворения. Яо же подражал Небу в своем поведении. Он не совершал подвигов, не искал славы, ни к чему не прила­гал усилий, но сами собой происходили преобразования [к луч­шему]. Поэтому и говорят: «О, сколь неизмеримо величие [Яо]! Народ не в силах оценить его»36. Мужи, достигшие пятидесяти лет, забавлялись игрой в чурбачки на дорогах37, но не могли постичь высокой добродетели Яо – ведь все само собой про­исходило естественным путем. В «И цзине» говорится: «Вели­кий человек добродетелью равен небу и земле»38. Хуан-ди, Яо

291

 

и Шунь и были такими великими людьми, добродетелью своей равными небу и земле, поэтому [они] были в состоянии познать недеяние.

Путь природы есть недеяние. Весна, не действуя, все вызы­вает к жизни; лето, не действуя, все продвигает в росте; осень, не действуя, все приводит к созреванию; зима, не действуя, со­храняет [семена].

Как только сама собой появляется жизненная энергия силы ян, вещи сами собой родятся и произрастают, а появляется са­ма собой жизненная энергия силы инь – вещи сами собой со­зревают. Когда мы орошаем сад и поле, взяв воду из колодца или же спустив запруду, то растения могут также расти и раз­виваться. Но вот вдруг прольется ливень, пропитает влагой ка­ждый стебель, каждый лист и корень! Как можно сравнить [естественное] орошение растений дождем с [искусственным] поливом из колодцев и запруд! Поэтому недеяние оказывается выше деяния. Успех достигается, когда его не ищут, слава при­ходит, когда ее не домогаются. Известно, сколь велики дейст­вие и польза проливного дождя, но в этом нет никаких наме­ренных усилий неба и земли. Их жизненные энергии соединя­ются, и в результате сами по себе выпадают дожди.

Конфуцианцы говорят, что отношения мужа и жены имеют образцом [путь] неба и земли. [Они] знают, что муж и жена подобны небу и земле, но неспособны проследить путь мужа и жены, с тем чтобы выяснить истинную природу неба и земли ,– и это следует признать их недомыслием.

Небо простирается вверху, а земля располагается внизу, снизу частицы жизненной энергии воспаряются вверх, а сверху частицы жизненной энергии устремляются вниз, и вся тьма ве­щей сама собой рождается в пространстве между ними. Когда вещи только зарождаются, небу нет необходимости заботиться о них, точно так же как отцу нет нужды проявлять внимание к ребенку, когда тот еще в чреве матери. Вещи сами собой рож­даются, ребенок сам собой формируется. Разве помышляют об этом [и вмешиваются в это] небо и земля, отец и мать? Пос­ле того как человек рождается на свет, его Путь заключается в воспитании и обучении, а Путь природы заключается в недея­нии и предоставлении каждого своему естеству. Поэтому [при­рода] дает волю рыбам плавать в реках, а диким зверям ла­зать по горам, потакая в том естественным их склонностям. [Она] не гонит рыб взбираться на холмы и не неволит погру­жаться в воду дикое зверье потому, что это противоречило бы их природе и мешало делать то, что им удобно.

Род людской сходен с миром рыб и диких зверей. Если уп­равлять [людьми], руководствуясь совершенной добродетелью, то это окажется так же просто и легко, как жарить мелкую рыбешку39 [повару, достигшему совершенного мастерства в сво­ем деле]. Это и значит действовать в согласии с [природой] неба и земли.

292

 

Шан Ян40 изменил законы в [царстве] Цинь, стремясь заслу­жить небывалые почести. Он не внял совету Чжао Ляна и по­этому подвергся страшной казни, будучи разорван телегами на куски.

Если [в государстве] добродетели [людей] невелики, а же­ланий [у них] множество, то правители и подданные взаимно ненавидят друг друга. Согласно [истинной] добродетели дао­сов низшие находятся в согласии с высшими, а высшие – в ми­ре с низшими; будучи чистосердечными и несведущими, они не проявляют себя в деяниях, как же они могут навлечь на себя порицание и кару? Поэтому говорят: «При совершенном прав­лении правитель и подданные забывают о существовании друг друга [в государстве]; [как] рыбы забывают друг о друге в воде41, а звери забывают один другого в лесах, так и люди за­бывают о существовании друг друга в обществе. Вот это и на­зывают [путь] природы».

Конфуций говорил Янь Юаню: «Когда я уступал тебе – не думал об этом, когда ты уступаешь мне – тоже не думай об этом»42. Если бы Конфуций был правителем, а Янь Юань – под­данным, то и тогда он не счел бы возможным осуждать и ка­рать его. Тем более это было бы так, если бы Лао-цзы был пра­вителем, а Вэнь-цзы43 – его подданным. Лао-цзы и Вэнь-цзы были подобны небу и земле.

Крепкое вино сладко на вкус. Те, кто его пьет, пьянеют и перестают подозревать друг друга. Слабое вино кисло и горь­ко, [когда его пьют], то и гости и хозяева хмурят брови и мор­щат лоб [от взаимного недовольства].

Взаимные обвинения – доказательство того, что истинная справедливость–-в небрежении. Утверждать, что небо осужда­ет и карает, – это все равно что заявлять, будто добродетель Не­ба уступает [достоинствам] крепкого вина.

Обряды возникают, когда наносится ущерб прямодушию и доверию44, и являются началом беспорядков. Когда люди по­рицают друг друга из-за обрядов, то начинаются взаимные осу­ждения и кары. [Чем бы ни занимались люди] во времена Трех наидревнейших властителей45 – сидели ли сложа руки или дей­ствовали, – они были спокойны и довольны собой, вели себя так же естественно, как лошади, держали себя столь же непри­нужденно, как коровы. Миром правила высокая добродетель, и народ пребывал в блаженном неведении, не возникало представ­лений о знании и благодеянии. В те времена не происходило ни стихийных бедствий, ни необычных явлений, а если они и слу­чались, то не воспринимались как осуждение и кара. Почему? Потому, что в те времена люди были простодушными проста­ками и не понимали, как можно исправлять или казнить друг друга. При последующих поколениях нравы пришли в упадок, высшие и низшие стали взаимно осуждать друг друга, настала пора [стихийных] бедствий и необычайных явлений – отсюда и пошли речи об осуждении и карах. Небо наших дней такое же,

293

 

как небо прошлых времен. Дело не в том, что [будто бы] Небо в древности было великодушным, а ныне оно стало жестоким. Речи об осуждении и карах появились в наши дни, ибо образ мыслей людей соответствует обстоятельствам времени. При­казы и клятвы были неведомы Пяти высоким предкам, соглаше­ния и союзы не имели места при Трех царственных правите­лях46, а заложничество47 еще не было известно при Пяти геге­монах. Чем ниже падала добродетель, тем меньше становилось доверие [людей друг к другу]. Их сердца делались коварными, поведение – вероломным, они стали нарушать договоры и пере­стали следовать наставлениям; когда договоры и наставления потеряли свою силу, тогда стали осуждать и карать друг друга, а поскольку осуждения и кары не могли исправить положения, то люди взялись за оружие и стали уничтожать друг друга. От­сюда следует, что речи об осуждении и карах являются выра­жением упадка и смуты, так что можно усомниться в истинно­сти того утверждения, будто высочайшее Небо имеет к этому какое-то отношение.

Все, кто верит в осуждение и кару [Небес], считают, что до­казательством тому является путь людей: коль скоро в челове­ческой жизни государь осуждает и карает подданных, то и вы­сочайшее Небо осуждает и карает правителей; в этом случае стихийные бедствия и необычные явления представляются им карой и осуждением [Небес]. Но в человеческой жизни случает­ся также, что и подданный укоряет государя, и если считать стихийные бедствия и необычные явления осуждением и карой, то в таком случае и правитель должен считать себя вправе уве­щевать высочайшее Небо. Но где тому доказательства? Если заявляют, что Небо столь совершенно в своей добродетели, что человеку немыслимо укорять [его], то ведь, обладая совершен­ной добродетелью, оно должно было бы хранить невозмутимое спокойствие, а не заниматься тем, чтобы осуждать и карать [людей]. Когда сын достопочтенного Вань Ши совершил про­ступок, то [Вань Ши] не произнес ни слова [осуждения] и лишь не ел за столом, что свидетельствует о его выдающихся до­стоинствах. Так вот выдающийся человек все же может не про­ронить ни слова, а Всевышнее Небо с его высокой доброде­телью, как о том говорят, осуждает и карает? На деле же небо пребывает в состоянии недеяния и потому не говорит. Что ка­сается стихийных бедствий, разражающихся порой, то они воз­никают естественно, благодаря жизненной энергии.

Небо и земля не в состоянии осуществлять деяния и не в состоянии познавать. Когда живот знобиг и в нем возникает боль, это совершает не человек, а жизненная энергия сама по себе. Пространство между небом и землей подобно промежутку между спиной и животом, [также являющемуся вместилищем жизненной энергии].

Если считать, что небо вызывает стихийные бедствия, то вы­ходит, что по его воле происходят всякого рода необычайные и

294

 

странные явления – как малые, так и большие, как редкие, так и частые? Если корова родит лошадь, а на персиковом дереве вырастут сливы, то, если верить сказанному, получается, что небесный дух вселил в утробу коровы лошадь или поместил плоды сливы на персиковое дерево?

Лао48 сказал:

«Учитель говорил: «Так как меня не использовали [на служ­бе], то я занимался рукомеслами".

[Конфуций] сказал также: «В молодости я был в положении презренном, поэтому многое, в чем я преуспел, относилось к низ­ким и подлым занятиям"»49.

Люди презренного состояния не привлекаются к большим де­лам, несмотря на все их мастерство и способности. Как же мо­жет величественное и возвышенное небо видеть свое назначе­ние в том, чтобы осуждать и карать людей, насылая на них сти­хийные бедствия?

Радость и горе вызывают краску на лице, но человек не в состоянии сделать это [намеренно], покраснение появляется са­мо собой. Небо и земля подобны телу человека, превращения их жизненной энергии сходны с покраснением лица, и если чело­век не может воздействовать на цвет [своего лица], то как мо­гут небо и земля вызвать изменения жизненной энергии? В та­ком случае изменения жизненной энергии предстают как воз­никающие естественно, так же как сама собой появляется и краска на лице. А гадатели на основании этого предсказывают.

Ранее уже были рассмотрены четыре сомнения, касающиеся холода и тепла; осуждения и кары [небес]; превращений; [вза­имного] притяжения50. [Идея] об осуждении и каре более, чем любая другая, противоречит представлениям о Пути природы. Поэтому на нее было обращено внимание вторично, с тем чтобы разрешить столь трудный вопрос. Те учения, которые согласуют все с делами людей, не входят в представления даосов; те же, которые следуют [учению о] Пути, а не подлаживаются к де­лам [людей], они хотя и идут вразрез с воззрениями конфуци­анцев, но зато соответствуют идеям Хуан-ди и Лао-цзы.

 

Книга двадцатая. Глава третья. О смерти 1

В мире принято считать, что мертвые становятся духами2, обладают [способностью] познавать и могут вредить [живым] людям3. Проверим это суждение путем сравнения [людей] со всякого рода существами. Можно ли доказать, что умершие лю­ди не становятся духами, не обладают способностью познавать и не могут вредить людям? Чтобы доказать это, обратимся к другим существам вообще.

Человек – это существо, и твари – такие же существа. Ко­гда твари околевают, они не становятся духами, почему лишь человек должен становиться духом после смерти?

295

 

Человека в этом мире следует отличать от [любых] су­ществ, но не потому, что [он будто бы] становится духом. Приз­нак «превращения или непревращения в духов» никак не может служить здесь отличительной чертой. Если же невозможно про­вести этого различия [между человеком и другими существами], то [у нас] нет также [оснований] считать, что человек может превратиться в духа.

Тончайшее вещество жизненной энергии (цзин ци) – вот что дает человеку жизнь. Когда же он умирает, то и тончайшее вещество жизненной энергии исчезает. Тончайшее вещество жиз­ненной энергии действует в токе крови. Умирает человек – оста­навливается [ток крови] – исчезает тончайшее вещество жиз­ненной энергии; исчезает она – разлагается тело и, разложив­шись, становится прахом. Откуда же взяться духу?

Без ушей и без глаз человек не обладает способностью поз­навать. В этом смысле глухие и слепые сходны с растениями и деревьями. Но разве можно людей, утративших тончайшую жизненную энергию, просто отождествлять с [организмами], лишенными ушей и глаз? Ведь разложение [тела] означает пол­ное уничтожение.

То, что называют «земными духами» [умерших людей] и «небесными духами» [умерших],– неуловимо и незримо. Когда же случается, что люди видят зримый образ духа [умершего], то это не может быть [скоплением] тончайшей жизненной энер­гии (цзин)4 умершего человека. Почему? Да потому [хотя бы], что земные и небесные духи [умерших] считаются относящи­мися к категории «незримого». Когда человек умирает, то его жизненный дух (цзин шэнь) 5 поднимается ввысь к небу, а его останки возвращаются в землю. Отсюда и название: «земные духи» (гуй). [Понятие] «гуй» – «земные духи»,– то же, что [знак] «гуй» – «возвращаться в землю»6. [Что касается] «не­бесных духов» (шэнь), то они неуловимы и бесформенны.

Полагают, что земные духи и небесные духи являются оли­цетворением сил инь и ян. Жизненная энергия силы инь проти­водействует вещам и «возвращает [их] земле» (гуй); поэтому-то и называют: «земные духи». Жизненная энергия силы ян благодействует вещам и дает им жизнь, поэтому и называют: «не­бесные духи». [Понятие] «шэнь» – «небесные духи» – то же, что [знак] «шэнь» –«благоприятствовать». И все это [природное бла­гоприятствование и противодействие] никогда не прекращается, едва что-то [в природе] кончается, как начинается снова.

Человек рождается (шэн) благодаря «духовной жизненной энергии (шэнь ци) 7, когда же он умирает, то снова отдает свою ду­ховную жизненную энергию, поэтому силы ян и инь называют небесными и земными духами, а [души] умерших людей также называют небесными и земными духами8.

Жизненная энергия сотворяет человека точно так же, как вода порождает лед. Вода сгущается, превращаясь в лед, жиз­ненная энергия сгущается, претворяясь в человека. Лед, растаи-

296

 

вая, вновь обращается в воду, человек, умирая, вновь превра­щается в духовную [жизненную энергию]. Ее называют духов­ной [жизненной энергией] подобно тому, как растаявший лед опять именуют водой. [Однако таким образом] очевидно, что наи­менования, [используемые для обозначения] живых людей, от­носятся к понятиям иного рода, [чем употребляемые для мерт­вых людей]. Отсюда следует: не может быть оснований для утверждения, что [мертвые люди] обладают способностью по­знавать или что они могут принимать телесную форму и вре­дить людям.

Когда люди видят духов [умерших людей], то [последние являются им] в образе живых людей. И именно потому, что призраки являются им в образе живых людей, можно заклю­чить, что они не могут быть воплощением тончайшей жизненной энергии умерших людей9. Чем можно подтвердить это [заклю­чение]? Возьмем мешок и куль и наполним их: [один] – просом, [другой] – рисом. Рис в мешке выглядит так же, как и просо в куле. Наполненные доверху, [мешок и куль] становятся твер­дыми и стоят торчком. Даже глядя на них издали, [каждый] узнает, что это мешок риса или куль проса. Почему? Это об­наруживается потому, что форма мешка и куля соответствует их содержимому. Если мешок дыряв и рис высыпается, куль испор­чен и просо рассыпается, то мешок и куль опадут и тогда изда­ли они не будут видны людям.

Жизненный дух10 человека обитает в его теле так же, как просо и рис помещаются в мешке или куле. После смерти тело [человека] разлагается, а его тончайшая жизненная энергия рассеивается [точно] так же, как просо и рис высыпаются из дырявого мешка или испорченного куля. Когда просо и рис вы­сыпались– мешок и куль не могут приобрести [прежнюю] фор­му. Когда тончайшая жизненная энергия рассеялась и утрати­лась, как же сможет она снова обрести плоть и стать зримой для людей?

Когда животные умирают, их мясо [быстро и] полностью разлагается, но шкуры [надолго] еще сохраняются. Изготовлен­ные из них шубы представляются людям похожими по внешне­му виду на животных. Поэтому в мире бывают случаи, когда воры собак одеваются в собачьи шубы, с тем чтобы люди не распознали [их] в ряженных в собачьи шкуры и ни о чем не догадывались.

Так вот, [порассуждаем далее]. Ныне, когда человек уми­рает, то [даже] кожа его и волосы разрушаются. И хотя бы даже тончайшая жизненная энергия все еще сохранялась [в умирающем], разве же может [его уже ушедший] дух снова об­рести свое тело и стать видимым? [Тем более] мертвый чело­век не может использовать тело живого человека, чтобы по­явиться [на свет] снова, так же как и живой человек не может заимствовать душу11 мертвого человека, чтобы исчез­нуть.

297

 

Животные12 могут принимать облик людей, но только в том случае, если их плоть еще жива и тончайшая жизненная энер­гия еще сохранена. Если же они умерли и плоть их сгнила, то, даже обладая отвагой тигра и дерзостью носорога, они не смо­гут более [ни в кого] перевоплотиться. [Передают, будто] лус-кий правитель Ню Аи 13 во время болезни превратился в тигра, [но если это и могло бы случиться, то] потому, что он [еще] не умер. На свете бывало, что одно живое существо превраща­лось в другое живое существо, но никогда не бывало, чтобы мертвое тело превратилось в живое.

С тех пор как разъединились14 небо и земля и [воцарились] Правители-владыки людей 15, всех тех, кто умер в преклонных годах, и тех, кто погиб в среднем возрасте или совсем молодым, несметное множество. По сравнению с числом ныне живущих людей мертвых несравненно больше. Если бы после смерти лю­ди сразу превращались в духов, то духи встречались бы на до­рогах буквально на каждом шагу. Если бы люди тотчас после смерти становились духами, то их насчитывалось бы такое ог­ромное количество, что они заполнили бы [все] дома и дворы, запрудили бы улицы и переулки, так что в их толпе нельзя было бы заметить одного-двух живых людей.

Говорят, что, если человек погибает на поле брани, его кровь становится блуждающим огоньком16. Кровь же – это тончай­шая жизненная энергия живого [организма]. Блуждающие огоньки, которые люди видят, идя ночью, не напоминают облик человека, это – зыбкие скопления, подобные световым бликам. И если даже блуждающие огоньки – кровь мертвых людей, то по характеру она несхожа с кровью живого человека. [К тому же] блуждающие огоньки и по виду не имеют ничего общего с обликом живых людей. Как может человек, утративший тончай­шую жизненную энергию, приобрести форму живой телесной плоти?

Хотя духи, которых видят люди, являются [им] в образе умерших людей, можно, однако, усомниться в том, что мертвые люди становятся духами или что они принимают вид живого че­ловека.

Больные люди видят [подобные] призраки и говорят, что к ним приходил «такой-то» [человек]. А в это время этот «такой-то» еще не умер, но его жизненная энергия воплотилась в об­разе этого «такого-то». Если [именно] мертвые люди становят­ся духами, то почему же тогда больные люди видят тела жи­вых людей?

Согласно природе неба и земли, [всегда] можно зажечь но­вый огонь, но [никогда] нельзя заставить снова загореться огонь [уже] погасший; всегда можно дать начало новой человеческой жизни, но никогда нельзя воскресить умершего человека. Если бы потухший пепел мог снова стать пылающим огнем, тогда и я имел бы веские основания утверждать, что умерший человек может снова стать [живым] существом. Но, как известно, ко-

298

 

гда огонь потух, его невозможно воспламенить снова, и тем бо­лее ясно, что мертвый человек не может превратиться в духа.

Люди называют духами тончайшую жизненную энергию 17 умерших людей; если бы духи действительно представляли со­бой тончайшую жизненную энергию умерших людей, то тогда люди, видевшие их [в образе призраков], должны были бы-ви­деть лишь нагие тела, а не видеть их облаченными в одеяния и саваны. Почему? Потому, что одеяния и саваны не обладают тончайшей жизненной энергией. Когда люди умирают, то все это [одеяние и саваны] полностью сгнивает вместе с их телами; как же могут они снова оказаться одетыми?

Основу жизненного духа составляет жизненная энергия кро­ви, а жизненная энергия крови принадлежит только [живой] плоти. Допустим даже, что после разложения плоти тончайшая жизненная энергия может еще сохраняться и в самом деле пре­вращаться в духов. Но одеяния и саваны изготавливаются из шелка и полотна. При жизни [человека] жизненная энергия его крови не передается [его одежде], а своей собственной жизнен­ной энергии крови она, [одежда], также не имеет. Следователь­но, [одежда] разлагается, разделяя участь тела; как же может снова одежда принять свой прежний вид [у призрака]? Из это­го рассуждения следует: поскольку духи являются взору [лю­дей] в одеяниях, подобных одеждам [живых людей], то они должны подобным же образом обладать и [человеческой] пло­тью! Если это так, то [приходится признать], что духи не мо­гут являться тончайшей жизненной энергией умерших людей.

Поскольку мертвые люди не могут стать духами, то они не обладают и [способностью] познания. Чем это доказать? Тем, что до момента рождения [никто из людей] не обладает спо­собностью к познанию. До рождения человек пребывает в Из­начальном 18, после смерти [он] снова возвращается в Изначаль­ное.

Изначальное туманно и рассеянно, и жизненная энергия че­ловека является ее частью. До самого рождения человек не об­ладает [способностью] познания, после смерти он возвращается к первоначальному состоянию – отсутствию способности к по­знанию. Как же может [мертвый человек] обладать способ­ностью к познанию?

Человек разумен и проницателен потому, что он заключает в себе жизненную энергию пяти постоянств19, а жизненная энергия пяти постоянств содержится в человеке потому, что в его теле находятся пять вместилищ20.

До тех пор, пока эти пять вместилищ невредимы, человек пребывает в полном разуме, но, когда они заболевают, [разум] человека затуманивается, а когда омрачается разум, то {чело­век] впадает в слабоумие.

После смерти человека пять вместилищ разлагаются, а ко­гда они разлагаются, то пять постоянств утрачивают свою ос­нову. А когда разрушается вместилище разума, то исчезает и

299

 

то, что является разумом. Тело формируется благодаря жизнен­ной энергии, а жизненная энергия приобретает способность по­знания благодаря телу. В Поднебесной нет самовоспламеняю­щегося огня. Как же может существовать на свете такое тон­чайшее жизненное начало, которое не обладало бы плотью, а обладало одним только сознанием?21

Смерть человека похожа на сон, а состояние сна близко к обморочному состоянию. Обморок же можно сравнить со смер­тью, ибо если человек потерял сознание и не очнулся, значит, он умер. Если же он очнулся после обморока, значит, он вы­шел из предсмертного состояния, а его состояние уподобляемо состоянию сна. Таким образом, сон, обморок и смерть – явле­ния одного порядка. Спящий человек не ведает о том, что он де­лал в бодрствующем состоянии, точно так же и мертвый не мо­жет знать, что было с ним при жизни. Когда рядом со спящим человеком люди разговаривают или что угодно делают, то он не может знать об этом, точно так же и мертвый человек не может знать, хорошие или дурные поступки совершают люди у его гроба. В спящем [человеке] и тончайшая жизненная энер­гия остается, и тело его в сохранности пребывает, однако он не обладает [способностью] к познанию. Тем более это относится к мертвому человеку, чей жизненный дух исчез, а тело разложи­лось!

Если один человек получил от другого телесные поврежде­ния, то [пострадавший] обращается к властям и заявляет о сво­ей беде, потому что он может рассказать людям, как было де­ло, ибо находится в полном сознании. Но когда кто-то оказал­ся убитым, то тогда неизвестно, кто же совершил убийство, и семья [убитого] может даже не знать, где находится его труп. Если бы мертвый человек обладал [способностью] к познанию, то обязательно испытывал бы ненависть к своему убийце, без­условно должен был бы обратиться к властям и назвать имя злодея; если бы он был в состоянии вернуться домой и гово­рить со своими близкими, то уведомил бы их, где находится его труп. Но [он ничего этого] сделать не в состоянии, что и дока­зывает, что [он] не обладает сознанием.

В наше время [все еще верят], что мертвые доводят живых людей до невменяемого состояния и глаголят их словами. И шаманы, [со своей стороны], камлают под звуки вещих черных струн, призывая душу мертвого человека, с тем чтобы она ве­щала устами шамана. Все это вздор и бредни. Если бы это не было пустой болтовней, то жизненный дух [умершего] сущест­ва как-то проявил бы себя.

Некоторые утверждают: «[Душа умершего] не может гово­рить». Но ведь если она не может говорить, то она также не может и познавать. [Способность] познавать производна от жиз­ненной энергии так же, как и способность говорить производна от жизненной энергии. До тех пор пока человек в добром здра­вии, его разум и жизненный дух находятся в полном порядке,

300

 

но, когда [он] заболевает, его [разум] помрачается, а его жиз­ненный дух впадает в расстройство. Однако смерть – предель­ный рубеж болезни. Если даже во время болезни, которая явля­ется лишь намеком смерти, разум помрачается, то тем более это [случается] на крайнем пределе [жизни]. Когда жизненный дух приходит в расстройство, теряется [способность] к познанию, тем более [это происходит], когда он исчезает!

Смерть человека подобна потуханию огня. Гаснет огонь – и пропадает [от него] свет, умирает человек – и разум [его] не проявляется. Оба [эти] явления одного порядка. Отсюда вывод: те, кто все же полагает, что мертвые обладают сознанием, оши­баются.

Какова разница между больным человеком, находящимся при смерти, и затухающим огнем?

Если огонь погас, прекращается свечение и остается одна лишь потухшая свеча, если человек умер, исчезает тончайшая жизненная энергия22 и остается одно лишь тело. Утверждать, что умерший человек обладает сознанием, – все равно что за­являть, будто погасшее пламя продолжает светиться.

В суровые зимние месяцы холодный воздух оказывает свое действие, и вода замерзает, превращаясь в лед. С приходом ве­сны воздух становится теплым, и лед тает, превращаясь в воду.

Человек рождается между небом и землей, подобно льду. Жизненная энергия сил инь и ян сгущается, и создается чело­век. Прожив жизнь до глубокой старости, [человек] умирает и снова превращается в жизненную энергию [сил инь и ян]. Веш­ние воды не могут снова стать льдом, как же душа23 умершего сможет вновь обрести телесную форму?

[Вот] живут вместе в одном доме ревнивый муж с ревнивой женой, развратное поведение и беспутная жизнь [каждого из них] вызывают гневные сцены, драки и ссоры. [Допустим, что] муж умирает и жена снова выходит замуж или жена умирает и муж женится снова. Если бы [после смерти] сохранялась спо­собность к знанию, то, узнав о случившемся, [умерший] дол­жен был бы пребывать в великом гневе. В действительности же умершие, муж ли, жена ли, [в этом случае] остаются недвиж­ными и безмолвными, вступившие же в новый брак не обраща­ют [на умерших] никакого внимания, и это не имеет [для живых] дурных последствий. Это [тоже] доказывает, что [мерт­вые] не обладают [способностью] к познанию.

Когда Конфуций похоронил свою мать в Фан24, то пошел такой сильный дождь, что могилу в Фан размыло. Услышав об этом, Конфуций горько зарыдал и молвил: «Древние не исправ­ляли могил» – и не стал восстанавливать [могилу]. Если бы мертвые обладали сознанием, то не преминули бы разгневаться на человека, не исправившего [их могил]. Зная об этом, Кон­фуций должен был бы поспешить исправить могилу, чтобы уб­лаготворить почившую душу [своей покойной матери], однако он не привел в порядок [ее могилу].

301

 

[Так], совершенномудрый человек, постигающий все до кон­ца, понимает, что [мертвые] не обладают сознанием.

Кости мертвецов в пустынных местах временами издают вою­щие звуки. Когда по ночам [люди] слышат такие стенания, то считают их голосом мертвецов. Это неверно.

Но чем можно это доказать?

Живой человек способен произносить слова и издавать кри­ки благодаря вдоху и выдоху, воздух проходит через рот и гор­ло, приводит в движение язык, смыкает и размыкает уста, и [человек] благодаря тому может строить речь.

Это подобно игре на флейте. Когда флейта сломана, то воз­дух беспрепятственно вырывается, руки не в состоянии управ­лять [клапанами], и в результате не может быть извлечено ни звука. Ведь трубки флейты могут быть сравнимы со ртом и горлом человека, касание [пальцами] рук отверстия [клапанов] уподобляемо движению языком человека. Когда же человек уми­рает, то его рот и горло разлагаются и язык не движется более, как же могут быть им произносимы слова [и звуки]? Убежде­ние, что останки мертвецов временами вопят и стонут, [равно­сильно утверждению, что] человеческие кости сами по себе об­ладают способностью издавать вопли и стоны.

Некоторые объясняют [эти воющие звуки] действием осе­ни, что не отличается по сути от [веры в то], что духи стонут по ночам. Если осенний воздух вызывает столь необычное яв­ление, как вопли и стоны, то тому должны быть свои причины. Склоняющиеся к мнению, что именно кости мертвецов [тому виной], полагают, что [эти] кости продолжают обладать созна­нием и они-то вопят и стонут в глуши. [Но в таком случае] на каждом шагу должны были бы преследовать нас стоны и вопли скелетов, ибо тысячи и десятки тысяч скелетов находятся в по­лях и на болотах.

Бывают случаи, когда возможно заставить заговорить него­ворящего, но невозможно говорившего [при жизни] заставить снова заговорить после смерти. Как бы ни был человек велере­чив, его не принудить говорить [после смерти]. Подобным обра­зом, когда растение живет, его жизненной энергии присущ зе­леный цвет, что дано ему [изначально природой], а когда рас­тение погибает, то зеленый цвет исчезает, [так как природа] лишает его [этого свойства]. Растение остается зеленым, пока обладает жизненной силой, лишившись ее, оно теряет зеленый цвет; если он уже потерян, то ничто не сможет возвратить его, и растение не может стать само собой зеленым снова. Звук и цвет – явления одного рода, оба подчинены природе. Густой зеленый цвет сравним с дикими криками. Так как цвет увядше­го растения не может снова стать зеленым, то было бы ошиб­кой утверждать, будто мертвый может сам собой заговорить.

Человек способен говорить потому, что он обладает жизнен­ной силой25. А жизненная сила процветает до тех пор, пока [человек] может есть и пить, но, как только питание нарушает-

302

 

ся, жизненная сила приходит в упадок; когда она ослабевает, то и голос становится прерывистым, если же человек доходит до предельного истощения, так что не может больше есть, то рот его не в состоянии произнести ни слова. Но ведь смерть – это крайний предел истощения, как же может [человек] снова заговорить после [смерти]?

Некоторые утверждают: «Умершие люди услаждаются запа­хом жертвенного мяса и питаются воздухом, поэтому они в сос­тоянии разговаривать». Получается, что жизненная энергия20 умерших людей такая же, как и жизненная энергия живых лю­дей. Если же живому человеку не давать ни пить, ни есть и лишь услаждать его запахом жертвенного мяса и кормить воз­духом, то не пройдет и трех дней, как он умрет от голода.

Иные заявляют: «Жизненный дух мертвого человека [пре­восходит] жизненную энергию живого человека, поэтому [мерт­вому] достаточно вдыхать воздух, чтобы [быть в состоянии] вос­производить звуки»27.

Получается, что жизненная энергия живого человека обрета­ется внутри его тела, а у мертвого якобы находится вне тела.

Чем здесь отличается мертвый от живого? И почему дела­ется различие между [жизненной энергией, пребывающей] в те­ле и вне его?

Возьмем воду и нальем ее в большой глиняный кувшин. [До­пустим, что] кувшин разбился и вода вылилась на землю; бу­дет ли отличаться вода на земле от воды в кувшине? [Нет], во­да на земле не отличается от воды в кувшине. Тогда почему же жизненная энергия вне тела должна быть отличной от жизнен­ной энергии внутри его?

Когда человек умирает, он не становится духом, не облада­ет сознанием, не может говорить и, следовательно, не может вре­дить людям.

Чем можно доказать это?

Когда человек в ярости, он будет задыхаться [от гнева], но для того, чтобы причинить вред [другому] человеку, он должен применить физическую силу. А чтобы применить ее, необходи­мо обладать сильными мускулами и крепкими костями, и, лишь используя их мощь, он сможет нанести вред людям. Сколько бы ни задыхался от возбуждения разъяренный человек, находясь рядом с [ненавистным ему] человеком, как бы ни пыхтел и ни брызгал [слюной] в само его лицо, но будь он храбр, как [Мэн] Бэнь и [Ся] Юй28, – все равно [одним лишь] гневным пылом он не сможет нанести увечье [этому] человеку. Вот ес­ли он поднимет руку и ударит, занесет ногу и пихнет, то тогда тот, кого он ударит и пихнет, не избежит повреждения.

Когда [человек] умирает, его кости сгнивают, мышечная си­ла пропадает, руки и ноги не в состоянии двигаться. И хотя бы даже [его] тончайшая жизненная энергия еще сохранялась, но ее едва хватило бы на вдох и выдох, и ни на что более. Так как же он смог бы причинить ущерб людям?

303

 

Люди и животные могут наносить повреждения человеку пото­му, что [люди] могут держать в руках острые мечи, а живот­ные могут [пускать в ход] крепкие когти и острые зубы. После смерти руки человека разлагаются и не в состоянии снова взять­ся за меч, а когти и зубы [животного] выпадают и не в силах больше терзать [жертву]; как же они могут наносить вред лю­дям?

У ребенка, который только что родился, руки и ноги полно­стью сформированы, но руки [пока еще] не могут ничего взять, а ноги не могут ступать, ибо хотя жизненная энергия уже сгу­стилась и сформировалась, но она еще не окрепла. Отсюда сле­дует, что жизненная энергия не может сразу войти в полную силу. Жизненная энергия образует тело, но, пока тело мало и слабо, оно еще не в состоянии наносить вред людям. И тем более это [будет так в случае] смерти, когда жизненная энергия по­кидает [тело человека] и его жизненный дух исчезает. Если то, что мало и слабо, не в состоянии причинить вред людям, то мо­жно ли утверждать, что холодные кости в состоянии повредить человеку? Разве же жизненная энергия умершего человека не исчезла? Как же сможет он повредить людям?

Невысиженное куриное яйцо представляет собой скопление в скорлупе неоформленной жидкообразности; если ее вылить и посмотреть, как она выглядит, то по внешнему виду она напо­минает воду. И только тогда, когда наседка сядет высиживать яйцо, начинает формироваться тело [цыпленка], и лишь после того, как оно сформировалось, [цыпленок] может клеваться и пинаться. Когда человек умирает, наступает состояние неоформ­ленности, как же может вредить людям бесформенная жизнен­ная энергия?

Человек становится смелым и храбрым и может вредить лю­дям потому, что ест и пьет, а когда он ест и пьет до полного насыщения, то сила и отвага в нем достигают предела. Став же безудержно смелым и храбрым, он уже становится способен чи­нить вред людям. Когда же человек заболевает и оказывается не в состоянии ни пить, ни есть, то тело его дряхлеет и слабеет, а когда дряхлость и слабость достигают предела, тогда насту­пает смерть.

Если во время недуга и упадка сил враг будет находиться совсем рядом [с заболевшим человеком], то он не будет в сос­тоянии даже прикрикнуть [на обидчика], если [в это время] кто-то будет красть его вещи, [он] не сможет воспрепятствовать и отнять их [у вора] – причина этого в его истощенности и из­нуренности.

Смерть же – предел истощенности и изнуренности; как же может [мертвый человек] вредить людям?

[Хозяин], у которого кто-то украдет курицу или собаку, да­же если он робкий и слабосильный человек, не может не рас­сердиться; и если гнев его достигнет предела, то дело может дойти до взаимного убийства. В смутные времена [из-за голода]

304

 

одни люди поедают других. Если бы души [людей], умерших таким образом, обладали сознанием, они должны были бы при­чинить вред людям, [съевшим их]. Свое тело дороже, чем кури­ца или собака, и собственная смерть несравненно более важ­ное событие, чем воровство. То обстоятельство, что люди выхо­дят из себя по поводу курицы или собаки, но не проявляют зло­бы к тем, кто съел их самих, доказывает, что [мертвые] не в состоянии вредить людям.

Пока цикада не сбросила свою кожицу, она остается ку­колкой. Когда же она сбросит свою кожицу, она выходит из со­стояния куколки и принимает вид цикады. Не правомерно ли сравнить то, как цикада выходит из состояния куколки, с тем, как жизненный дух покидает тело умершего человека? Но то, что стало цикадой, не может повредить тому, что было кукол­кой. Если же цикада не может повредить куколке, тогда как же может наносить повреждения телу живых людей жизненный дух умершего человека?

Природа сна неясна. Одни считают, что, когда [человек] спит, его жизненный дух остается в его теле и вызывает прият­ные и неприятные видения. Другие полагают, что жизненный дух уходит [из тела во время сна] и общается с другими людь­ми и существами. Так вот, если он, [жизненный дух], на самом деле остается в теле [спящего человека], тогда и с жизненным духом мертвеца дело должно обстоять так же. Если же он, [жизненный дух], действительно может удаляться [из тела], то тогда во сне человек может убить или ранить кого-то из людей, а коль скоро он сам может [во сне] ранить или убить другого человека, то, в свою очередь, подобным же образом и его са­мого может [во сне] убить кто-то. Однако, [проснувшись] на другой день, если бы он осмотрел тело этого другого, так же как и свое собственное, он не обнаружил бы и следов ран, нанесенных мечом.

Сновидения вызываются жизненным духом, и этот жизнен­ный дух [спящего человека] одинаков с жизненным духом умер­шего. Жизненный дух спящего [человека] не может вредить лю­дям, как же сможет причинять такой вред жизненный дух умер­шего?

Пылает огонь – кипит котел, прекращается кипение – исче­зает пар – все это зависит от огня. Только в том случае, когда жизненный дух бурлит, он может повредить людям, но когда он не возбужден, то не может причинить людям вреда.

Когда огонь пылает ярким пламенем в печи, [вода] бушу­ет в котле и пар клубится. Когда жизненная энергия клокочет в груди, силы растут и тело горит.

Когда же человек находится при смерти, тело его охлажда­ется и зябнет, охлаждение это и замерзание все увеличивается и увеличивается, достигая высшего предела, за которым следует гибель. В то время, когда [человек] умирает, [его] жизненный дух не в состоянии войти в силу, после смерти тела он подобен

305

 

кипятку, выплеснутому из котла, как же может он чинить вред людям?

Человек может заболеть от другого существа и стать беснова­тым, но если распознать то, что вызвало болезнь, и воздейство­вать на это, то тогда можно излечить болезнь. Пока это суще­ство не окончило свой век, его жизненный дух имеет опору в теле и поэтому может видоизменяться и вступать во взаимо­связь с человеком. Но после смерти тело разлагается, жизнен­ный дух рассеивается; потеряв то, на что можно было бы опе­реться (т. е. тело), он не способен более ни на какие изменения.

Жизненный дух человека подобен жизненному духу друго­го существа. При жизни другого существа его «жизненный дух» может поразить болезнь, после же смерти его жизненный дух уничтожается.

Люди и другие существа не отличаются друг от друга [в этом отношении] – после смерти жизненный дух их равно унич­тожается; как может он [кому-то] нанести вред?

Если же [кто-либо] будет утверждать, что человек представ­ляет наибольшую ценность [в мире будто бы именно потому, что] его жизненный дух совершенно особый, то [для опровер­жения этого] достаточно сослаться на то, что другие существа могут видоизменяться и испытывать превращения, а люди не могут. Значит, наоборот, жизненный дух человека несравним с другими существами [потому, что] их жизненный дух превос­ходит человеческий29.

[Общеизвестно, что] вода топит, а огонь сжигает. Вообще все то, что может повредить человеку, относится к вещам пяти первоэлементов: металл ранит человека, дерево ударяет его. земля придавливает человека, вода топит человека, огонь сжига­ет его. Если же человек умирает, то относится ли [разве тогда] его жизненный дух к вещам пяти первоэлементов? Может ли вре­дить [он] людям, не являясь [вещью, относящейся к пяти пер­воэлементам]? Нет, он не может вредить людям.

[Поскольку жизненный дух человека] не принадлежит к ве­щам [пяти первоэлементов], значит, он есть жизненная энер­гия30. Из тех видов жизненной энергии, которые вредят людям, наиболее губительной является жизненная энергия солнца (тай ян). После смерти человека обладает ли пагубной силой его жиз­ненная энергия? Вредит ли [она] людям или нет? Нет, [она] не в состоянии причинять вред людям.

Итак, [я] заключаю, что мертвые не становятся духами, не обладают сознанием и не могут вредить [живым] людям. Отсю­да ясно, что привидения, которых [люди] видят, не являются [воплощением] жизненной энергии умерших людей и этой жиз­ненной энергией человеку не может быть причинен какой бы то ни было вред.

306

 

Книга двадцать шестая. Глава первая. О действительном знании

Конфуцианцы, рассуждая о людях совершенномудрых, пола­гают, что они знают о прошлом, отстоящем от нас на тысячу лет, и знают о будущем на десять тысяч поколений вперед; что благодаря прозорливости своего зрения и проницательности сво­его слуха они постигают [суть вещей] при первом же их появ­лении, что они познают само собой, не изучая, и понимают са­мо собой, не спрашивая. Поэтому [люди] их называют совершенномудрыми, [а совершенномудрых] считают святыми. По­добно тысячелистнику и черепахе 1, они предсказывают счастье и несчастье. Тысячелистник считается священным растением, а черепаха – чудотворным животным.

Что же касается мудрецов, то [их способности] не достига­ют таких талантов. Их знания недостаточны, и они не обладают даром предвидения, поэтому и называют их мудрецами, [а не совершенномудрыми]. Если названия неодинаковы, то и суще­ство различно, если же сущность одна и та же, то и наименова­ния совпадают. Когда назвали совершенномудрых [особым] наименованием, то знали, что совершенномудрые люди – это сверхвыдающиеся, отличающиеся от мудрецов.

Перед кончиной Конфуций завещал нам книгу пророчеств2, в которой предрекал: «Какой-то неизвестный мужлан назовет себя Цинь Ши-хуаном3, войдет в мой дом, усядется на корточ­ках на моей постели и вывернет наизнанку мое платье. Прибыв к Шацю4, он умрет». Со временем циньский царь захватил всю Поднебесную и провозгласил себя Ши-хуаном5 (Первым им­ператором). Совершая ритуал объезда страны, он прибыл в Лу6 и посетил жилище Конфуция. Затем он направился в Ша­цю, но по дороге заболел и скончался.

Еще [в «Книге пророчеств»] говорилось: «Дун Чжуншу7 приведет в порядок8 мои писания». Впоследствии цзяндуский первый советник9 Дун Чжуншу произвел исследование «Чунь цю»10 и написал свои толкования к ней.

В «Книге [пророчеств»] предрекалось также: «Цинь11 бу­дет уничтожена [при] Ху12». Впоследствии Второй император Ху Хай13 действительно кончил тем, что потерял Поднебесную [империю].

[Эти] три примера используются для того, чтобы доказать, будто совершенномудрые люди знают будущее на десять тысяч поколений вперед.

Конфуций от рождения не знал, кто был его отец, [потому что] собственная мать скрывала это [от него]. Но во время его игры на флейте ему само собой открылось, что он происхо­дит от иньского рода Цзы и является отпрыском сунского санов­ника [Вэй-цзы]14. Не обращаясь к документам и книгам, не слушая ничьих рассказов, он [благодаря] игре на флейте и про­никновенности мысли сам установил свое происхождение. Этот

307

 

[факт приводят как] доказательство того, что совершенномудрые люди проникают в глубь прошлого на тысячу лет.

Я же говорил: «Все это заблуждения».

Сверхъестественные истории, зафиксированные в записях пророчеств, повторяют россказни о таинственных чарте [духа Реки – Хуанхэ] и письменах [духа Реки Ло]. [Пророчество]: «Цинь будет уничтожена [при] Ху» – того же рода, что и на­чертания на карте [духа] Реки (Хуанхэ) 15. Наставления Кон­фуция дополнялись и толковались, с тем чтобы подтвердить [существование] чудес и сверхъестественных [явлений], или записи [вышеизложенных историй] подделывались в более позднее время для обоснования достоверности [предзнаменова­ний].

Когда Гао-хуанди 16 пожаловал владение вану У [по имени Лю Пи], то, отправляя его [в жалованные земли] 17, похлопал его по спине и сказал: «Через пяток десятков лет после воца­рения Хань на юго-востоке объявится бунтарь. Уж не ты ли им будешь?» При [императоре] Цзин-ди 18 [уский правитель] [Лю] Пи замыслил мятеж против династии Хань, вступив в сговор [ванов] семи владений19. Те, кто, случалось, высказывал по­добные предположения, возможно, учитывали время и обстоя­тельства и потому предвидели мятеж, но они не знали имени главаря. Гао-цзу же, наблюдая дерзостную отвагу [Лю] Пи, посчитал, что это будет именно он.

Если исходя из [вышеизложенных] соображений судить о предвидении Конфуция по поводу Ши-хуанди и [Дун] Чжун-шу, то возможно, что он как-то раз и сказал, что, мол, «в бу­дущем кто-нибудь заглянет в мое жилище», «[кто-нибудь] при­ведет в порядок мои писания». Впоследствии же люди, зная, что Ши-хуан побывал в его жилище, а [Дун] Чжуншу проштуди­ровал его писания, перетолковали его слова и присочинили эти имена.

Если бы Конфуций был наделен сверхъестественной силой и мог предвидеть существование Ши-хуана и [Дун] Чжуншу, то тогда он должен был бы с самого начала знать о том, что яв­ляется сам потомком дома Инь и отпрыском [Вэй] Цзы, и ему не надо было бы играть на флейте для того, чтобы самому уста­новить это. Но до тех пор, пока Конфуций не стал играть на флейте, он не в состоянии был определить своего происхожде­ния. Что касается его предсказания о Ши-хуане и замечания насчет [Дун] Чжуншу, то и они того же толка, что и игра на флейте.

Согласно сведениям о деяниях Ши-хуана, он не бывал [на территории] Лу. Как же он мог тогда посетить дом Конфуция, сесть на постель Конфуция и вывернуть наизнанку платье Кон­фуция?

В день гуй-чоу десятой луны на тридцать седьмом году сво­его правления Ши-хуан отправился в поездку [по стране]. [Он] прибыл в Юньмэн20, где принес заочную жертву юйскому Шу-

308

 

ню21, погребенному в [горах] Цзюи. Он спустился вниз по Реке (Янцзы), осмотрел Цзигэ; [затем] он переправился через поток у Мэйчжу, проследовал через Даньян и прибыл в [город] Цяньтан22. [Когда он] достиг [реки] Чжэцзян, то поднялись огромные волны, и тогда [он] проехал сто двадцать ли в на­правлении на запад и там [в узком месте] переправился на другой берег.

[После этого] он поднялся на [гору] Гуйцзи23, где совершил жертвоприношение Великому Юю и воздвиг [памятный] ка­мень с хвалебной надписью.

На обратном пути он принес жертвы Южному морю. Сле­дуя из Цзянчэна на север вдоль морского побережья, он добрал­ся до Ланъе. Из Ланъе направился на север и дошел до гор Лао и Чэн, [затем] проследовал к горе Чжифу. Оттуда, дер­жась берега моря, отправился на запад и достиг брода Пиню-ань, где его свалила болезнь. На террасе Пин в Шацю24 [он] скончался.

Поскольку он не побывал [на территории] Лу, то непонятно, что имели в виду записи пророчеств, предрекая посещение Ши-хуаном [территории] Лу? Коль скоро [его] пребывание в Лу невозможно установить, то заявление Конфуция, [начинающее­ся] словами: «Какой-то неизвестный мужлан...», не может вну­шать [доверия]. А поскольку сентенция о том, что «какой-то неизвестный мужлан...», не может внушать доверия, то и фра­за: «Дун Чжуншу приведет в порядок мои писания», в свою очередь, оказывается недостоверной.

Записи о знаменитых деяниях не есть писания, созданные Небом и Землей, [а суть отражение того], что говорили и о чем слышали простые люди из народа. Все они описывают прошлые события, исходя из сведений, на которые можно поло­житься. Не видя и не слыша, нельзя составить представления [об окружающем]. Всякий раз, предвидя счастье и несчастье, совершенномудрые люди [опираются на] наблюдения фактов и выводят заключения по подобию вещей, обращаясь к началу, они предугадывают конец [явления]. По тому, что творится за околицей и в переулках, [они] могут судить о том, что происхо­дит во дворцах и хоромах. Исходя из того, что [обнаруживает­ся с] полной ясностью, они определяют то, что скрыто во тьме [неизвестности].

Книги пророчеств и сокровенные тексты задолго предвидят то, что еще не произошло, то, что призрачно, неявно и скрыто от глаз, заранее узнают будущее; мгновенно проникают в то, что необыкновенно и удивительно, непостижимо и недоступно пониманию обычных людей.

Предугадать бедствия, рассуждая с помощью сравнения сходных между собой вещей, или предсказывать будущие собы­тия, проникая в их истоки и изучая прошлое, – это доступно не только совершенномудрым людям, но и мудрецам.

309

 

Когда Чжоу-гун25 управлял в Лу 26, то Тай-гун [наперед] знал, что его потомки будут поражены слабостью и бессилием. Когда Тай-гун управлял в Ци27, то Чжоу-гун предвидел, что его отпрыски станут жертвой разбоя и мятежа. Наблюдая резуль­таты их методов [управления], [они смогли] обнаружить пред­вестников будущих бедствий и возмущений.

Когда Чжоу-синь [приказал] изготовить палочки для еды из слоновой кости, то достопочтенный Цзи28 осудил его [за излишество]29. Конфуций сожалел, что в царстве Лу вместе с умершими сопогребали фигурки людей30. Причиной этого было опасение, что [употребление] палочек для еды из слоновой ко­сти вызовет у Чжоу-синя желание вкусить печень дракона, а захоронение фигурок людей обернется злом для погребенных. Тай-гун и Чжоу-гун провидели то, что еще не произошло, а до­стопочтенный Цзи и Конфуций распознавали то, чего пока не случилось. [Таким образом], в том, что касается предвидения будущего, мудрецы не отличаются от совершенномудрых людей.

Когда луский правитель совсем состарился, а его наследник оказался немощным, то его дочь от второй жены, прислонив­шись к колонне, разразилась горестными стонами, ибо она ви­дела в таких обстоятельствах, как старость [одного] и немощ­ность [другого], предвестие будущего упадка и смуты. Женщи­на и та могла благодаря своему разумению делать заключения, исходя из подобия вещей, и предугадывать будущее. Тем более это относится к совершенномудрым людям и благородным му­жам с их высокими дарованиями и проницательным умом!

В десятом году правления Первого циньского императора31 мать [циньского] Чжуан-сян-вана32, вдовствующая государыня Ся33, увидела во сне супругу Сяо-вэнь-ваиа34, [которая] сказа­ла: «Государыня Хуаян вместе со [своим супругом] [Сяо]-вэнь-ваном должна быть похоронена в Шоулине. Сын вдовствую­щей царицы Ся, Чжуан-сян-ван, похоронен в Фаньлине. Поэто­му вдовствующая царица Ся [должна быть] отдельно похоро­нена в Дулине35, чтобы я могла сказать: «Я вижу моего [при­емного] сына на востоке, а на западе вижу своего супруга. Че­рез сто лет рядом [с моей могилой] окажется город с населе­нием в десять тысяч семей"». По истечении времени эти слова оправдались. Если тех, кто, выводя заключения из подобия ве­щей, предвидят будущее, считать совершенномудрыми людьми, то в таком случае совершенномудрыми людьми являлись дочь от второй жены луского правителя и вдовствующая государыня Ся.

На десятом году [правления] циньского Чжао[-сян-]вана36 достопочтенный Шули37 умер и был похоронен к востоку от тер­расы Чжан, находящейся к югу от реки Вэй. [В свое время] он сказал: .«Через сотню лет дворцы Сына Неба окружат мою могилу». [Действительно], когда к власти пришел дом Хань 38> к востоку от нее (могилы Шули) был сооружен дворец Чанлэ, к западу – дворец Вэйян, как раз напротив нее – император­ский арсенал. Вышло все точно так, как он сказал.

310

 

Это считается доказательством [его дара] предвидения и предсказания будущего. Если подобные [качества] считать при­сущими совершенномудрым людям, то тогда достопочтенный Шули был совершенномудрым человеком. Если же [он] не яв­лялся совершенномудрым человеком, то, значит, способностей предвидения и предсказания будущего недостаточно для того, чтобы признать человека совершенномудрым.

В таком случае предвидение достопочтенным Шули того, что его могила окажется в окружении дворцов Сына Неба, можно уподобить заявлению Синь Ю39 о том, что Ичуань40 в будущем станет территорией [варваров]-жунов41. В давние времена, ко­гда Синь Ю проходил через Ичуань, то увидел там людей, ко­торые с распущенными волосами совершали жертвоприношения, и предрек: «Не пройдет и сотни лет, как эти места станут зем­лей [варваров]-жунов». Через сто лет после этого [царство] Цзинь42 переселило [варваров]-жунов из Лухуни43 в Ичуань, [и, таким образом], в конце концов так и случилось, [как пред­сказал Синь Ю] 44. Синь Ю сделал вывод о будущем местона­хождении [варваров]-жунов, исходя из такого признака, как распущенные волосы [обитателей Ичуаии]. Достопочтенный Шули предвидел, что его могила будет зажата между [дворца­ми Сына] Неба, глядя на обширную равнину вокруг.

Когда Хань Синь45 хоронил свою мать, то устроил [ее мо­гилу] на высоком открытом пространстве, предполагая, что ря­дом сможет расселиться десяток тысяч семей. Действительно, впоследствии рядом с этой могилой расположилось поселение в десять тысяч семей. То, что достопочтенный Шули, глядя на обширную равнину, предугадал там сооружение дворцов, по­добно тому, как Хань Синь предвидел [будущий] город с на­селением в десять тысяч семей на плоскогорье.

Предсказание будущих событий не требует от человека та­кой исключительной сверхпроницательности, которая бы отли­чалась всепроникающим зрением и слухом. [Для этого требует­ся лишь] обращать сугубое внимание на предвещающие приз­наки, принимать в расчет возможные последствия и делать вы­воды на основании сравнения сходных обстоятельств.

В эпоху Чуньцю, когда вельможи и сановники собирались на торжественные встречи, они настороженно приглядывались [ко всякого рода] странным поступкам и внимательно прислушива­лись [ко всякого рода] лукавствам в речах. Если их определя­ли как благоприятные [знаки], то это воспринималось как доб­рое предзнаменование счастливых событий; если же как небла­гоприятные, то это рассматривалось как недобрая примета не­счастных событий. Когда предугадывали счастливый или не­счастливый исход событий и загодя принимали в расчет то, что еще не произошло, [то делали это] не потому, [что обладали] сверхъестественными знаниями, а потому, что исходили из по­добия вещей, принимая во внимание настоящее.

Ныне можно сказать: то, что [легко] познаваемо, можно

311

 

постичь посредством размышления, а то, что [трудно] позна­ваемо, нельзя познать, не изучая и не спрашивая.

Познавать само собой, не изучая, приходить к пониманию само собой, не спрашивая,– такого еще не было ни в древно­сти, ни в нынешнее время.

То, что [легко] познаваемо, при тщательном размышлении постичь нетрудно, даже если [речь идет] о серьезном [деле]. То, что [трудно] познаваемо, даже глубоко изучая и спрашивая, нелегко постичь, хотя бы это было пустячное дело. Поэтому да­же ученые мужи, обладающие талантами и проницательным умом, неспособны достичь успеха, не изучая, и познавать, не спрашивая.

В опровержение этого говорят:

«Когда Сян То 46 было семь лет, он обучал Конфуция. В свои семь лет он не мог еще посещать начальную школу, однако уже учил Конфуция, ибо обладал знанием от рождения. Конфуций сказал: «Обладающие знанием от рождения стоят выше всех. За ними идут те, кто овладевает знаниями благодаря изуче­нию47". Говоря о тех, кто от рождения обладает знаниями и кому не нужно изучать и спрашивать, [Конфуций] имел в виду людей, подобных Сян То.

Во времена Ван Мана48 жил некий Инь Фан родом из Бо-хая49. Не имея ни учителя, ни [сведущего] друга, но обладая глубоким и проницательным природным умом, в двадцать один год он в совершенстве постиг все шесть искусств50. Управитель [города] Вэйду51 по имени Чунь Юйцан представил императо­ру доклад, [где сообщал]: «[Инь] Фан [хотя и] не учился, но достиг образованности; может читать [книги] и рассуждать об их содержании; толковать тексты из Пяти классических книг и на основе их судить о делах и проникать в замыслы людей». Император призвал к себе [Инь] Фана и предложил ему тему о летающих насекомых, которую тот выполнил блестяще; не бы­ло ничего, чего бы он не знал. Все в Поднебесной считали его совершенномудрым. Ведь тот, кто без помощи учителя или [сведущего] друга овладел всеми шестью искусствами, кто без постижения книжной премудрости достиг образованности и был в состоянии все прочесть, является совершенномудрым челове­ком. Разве не святой тот, кто, не прибегая к учению, в состоя­нии сам все постичь, кто, не прибегая к помощи учителя, дохо­дит до всего сам?»

На это я отвечу:

«Можно и без учителя и без [сведущего] друга, спрашивая, приобрести [знания]. Можно, не постигая книжной премудрости, самостоятельно управляться с кистью и тушью. Когда ребенок только что родился и только-только начал видеть и слышать, то разве он может обладать какими-либо знаниями, будь он даже от природы совершенномудрым [человеком]? Сян То бы­ло семь лет, когда он обучал Конфуция, но он до того, будучи в возрасте трех или четырех лет, был в состоянии восприни-

312

 

мать то, что говорили окружающие. Инь Фану шел двадцать первый год, [когда он постиг все шесть искусств], а он уже четырнадцати-пятнадцати лет мог многое увидеть и услышать.

Когда человек высокой природной одаренности и выдающих­ся талантов целиком погружен в мысли, которые не имеют под собой основания, и не обращает внимания на признаки и пред­знаменования, не исходит из встречающегося в жизни подобия вещей, он может вообразить, что через сто поколений лошадь сможет родить корову, а корова – осла, что на персиковом де­реве могут вырасти сливы, а на сливовом дереве – вишни. Мо­жет ли так думать совершенномудрый человек?

Есть такие подданные, которые убивают своих господ, есть такие сыновья, которые убивают своих отцов, но есть и такие добросердечные, как Янь Юань52, и такие почтительные сы­новья, как Цзэн-цзы53, и такие отважные герои, как [Мэн] Бэнь и [Ся] Юй 5\ и такие красноречивые ораторы, как Сы и Юй55, но в состоянии ли совершенномудрый человек [зара­нее] распознать их?

Конфуций сказал: «Можно знать, что будет при преемниках [династии] Чжоу, хотя бы это было через сотню поколений»56. И еще [он] сказал: «К будущему поколению надо относиться с уважением. Как знать, что то, что их ожидает, не будет таким же, как наше настоящее?»57 [Таким образом], говоря об утратах и приобретениях [власти], [Конфуций] заявлял, что это «можно [заранее] знать», а рассуждая о [будущем], утверждал: «Как знать?» Выходит, что [судьбу] будущего поко­ления трудно предугадать, а утрату и приобретение [власти] легко распознать.

Все это столь удалено от нас, что судить об этом и разуз­нать что-либо невозможно.

Допустим, что некто, стоя за восточной стеной [здания], будет оттуда подавать голос, и допустим, что [некий] совер­шенномудрый человек слушает его, находясь за западной [его] стеной. Сможет ли при этом он узнать, смуглый или бледный [цвет лица у того человека, который подает свой голос], высо­кий он или низкий, откуда он родом, как его зовут, каковы его занятия и происхождение? Когда иссыхают рвы и болота и [в них] обнаруживают сгнившие [человеческие] кости, истлев­шие волосы черепов и разложившееся мясо [трупов], то пусть бы даже [совершенномудрый] человек исследовал [эти останки], как сможет он знать, принадлежали ли они земле­дельцу или торговцу, старцу или юнцу, и каково было преступ­ление, за которое поплатился жизнью умерший? Дело не в том, что совершенномудрый человек не обладает знаниями, а в том, что это невозможно узнать [даже] с его знаниями. То, что не­возможно узнать с его знаниями, можно узнать, спрашивая [у кого-то]. Невозможность что-либо узнать [не спрашивая], это общая болезнь совершенномудрых и мудрецов.

На это возражают:

313

 

«[Как-то] Чжань Хэ58 сидел у себя дома вместе с ученика­ми. [В это время] за воротами промычала корова. Ученик ска­зал: «Это черная корова, но с белыми копытами". Чжань Хэ подтвердил: «Да, это черная корова, а копыта у нее белые". Послали человека посмотреть на нее. Действительно, то была черная корова, но копыта ее оказались обмотанными [белой] холстиной. Коль скоро Чжань Хэ, которого почитают как муд­реца, вполне мог, услышав звук [мычания коровы], определить ее цвет, то разве не смог бы это узнать совершенномудрый че­ловек с его умом?»

[Отвечая на это], спрошу:

«[Тот, кто заглазно] смог узнать, что корова была черная, а копыта у нее белые, мог ли узнать об этой корове [также и то], кому она принадлежит? И для чего обмотаны белым [хол­стом] ее копыта? [Обладая] известной сноровкой и [используя] определенные навыки, можно обнаружить [какую-то] одну сто­рону [вещи], [но] невозможно познать ее целиком. Допустим, что [кто-то] уяснил какое-то дело, но если [его] всесторонне выспросить [об этом], то он окажется не в состоянии охватить всего умом. Почему? [А потому, что] невозможно постичь [что-либо] до конца, если не увидеть этого воочию и не расспросить об этом досконально».

На двадцать девятом году луского Си-гуна59 к его двору прибыл цзеский [вождь] Гэ Лу60. Он остановился на постой в Чанъане, услышал [там] мычание коровы и сказал: «У этой коровы было три теленка, но все они уже принесены в жертву». Кто-то спросил: «Откуда это известно?» – и получил ответ: «Ее голос поведал об этом». Обратились к хозяину коровы, и дей­ствительно все оказалось так, как было сказано [Гэ Лу].

Здесь снова речь идет об использовании известной сноровки и [применении] определенных навыков [узнавания], а не о по­знании путем прозрения.

Ян Вэнчжун из Гуанхани61 понимал голоса птиц и живот­ных. [Однажды] он выехал за город в повозке, запряженной хромой лошадью. [В это время] в нескольких верстах от нее в поле паслась [какая-то другая] кобыла. Раздалось ржание их обеих, [и тогда] Вэнчжун сказал своему возничему: «Та пасу­щаяся кобыла знает эту лошадь, хотя она и слепая». Возничий спросил: «Откуда это известно?» [Вэнчжун] ответил: «Та ло­шадь поносила эту в оглоблях за хромоту, а наша лошадь по­носила ту за слепоту». Возничий не поверил и пошел посмот­реть на нее, [оказалось, что] глаза ее действительно были не­зрячими. Вэнчжун понимал ржание лошадей точно так же, как Чжань Хэ и цзеский [вождь] Гэ Лу понимали мычание коров. Опираясь на известную сноровку и используя определенные навыки, они делали заключение [о каком-либо предмете], им не было необходимости непосредственно его видеть или слы­шать – ни вблизи, ни издалека. Благодаря известной сноровке они разбирались в звуках, благодаря определенным навыкам

314

 

они различали цвета. {Подобного рода] суждение на основе сноровки и навыков весьма походит на предсказания и пред­видения. Простой народ не понимает этого и называет [таких людей] святыми и совершенномудрыми.

Подобным же образом Конфуций, увидев [странного] зверя, назвал его [лесным человеком], а Придворный историогр'аф (Сыма Цянь) высказал мысль, что Чжан Лян62 наружностью походил на женщину. Как известно, Конфуций никогда дотоле не видел лесного человека, но когда тот появился, то он точас смог назвать его. Придворный историограф и Чжан Лян жили в разные эпохи, но Придворный историограф воочию представ­лял себе его наружность. Если бы люди из народа услышали эти слова, то назвали бы [обоих] святыми и ясновидящими. Однако Конфуций мог назвать [странное животное] лесным че­ловеком потому, что слышал песни [о нем] народа Чжао63, а Придворный историограф мог видеть Чжан Ляна, рассматривая портретные рисунки в [заупокойном] дворцовом зале64. Они скрывали и не разглашали то, что видели и знали, хранили свои мысли в глубокой тайне. Кругозор людей из народа ми­зерно мал, знания их ничтожны. Видя, что мудрецы и совершен-номудрые [люди] дают названия вещам, [в народе] называют их святыми. Рассуждая таким образом, нужно отнести к по­добной категории людей и Чжань Хэ, который провидел, что корова – черная с белыми копытами. Если бы он не обладал известной сноровкой и не владел определенными навыками, то [тогда его предвидение] должно было бы исходить из того, что ранее видели и слышали другие.

Сейчас предсказатель, когда он гадает [об успехе какого-то] дела, [пользуется] известной сноровкой и [применяет] опреде­ленные навыки. Если они не достигают цели, то он обращается к обстоятельствам этого дела. Тот, кто, [действуя в качестве предсказателя], сочетает [знание] обстоятельств дела с изве­стной сноровкой и определенными навыками, уподобляется чу­дотворцу. Чжань Хэ и его последователи относятся к тому же типу людей, что и нынешние предсказатели будущего. Если бы Чжань Хэ и его последователи обладали врожденным знанием и к тому же еще не пользовались ни известной сноровкой, ни определенными навыками [распознавания], тогда они были бы подобны обитателям гнезд, предчувствующим бурю, или пе­щерным насекомым, предчувствующим ливень 65.

[Что касается] Сян То и Инь Фана, то это тот случай, ког­да талант и умственные способности обнаружились [исключи­тельно] рано.

[На это] могут возразить: «Хуан-ди от рождения был наде­лен сверхъестественными способностями: будучи совсем мла­денцем, он уже мог разговаривать. Ди-ку66, едва родившись на свет, сам произнес свое имя. Будучи еще не в состоянии ни вос­принимать [что бы то ни было] на слух, ни видеть окружающее, но быть в состоянии тотчас с момента рождения разговаривать

315

 

[или] назвать свое имя, – разве это не есть свидетельство сверхъестественных способностей и доказательство врожденного знания?»

[Я же] отвечу: «Хуан-ди стал говорить со дня рождения, но ведь его мать носила его в своем чреве двадцать лун, [прежде чем] родила, и если пересчитать эти луны [на количество лет], то выходит, что, находясь в утробе матери, он уже прожил пару лет.

Ди-ку смог произнести собственное имя, однако был не в состоянии произнести имена других людей. [Таким образом], хотя в одном случае [он действительно] обнаружил удивитель­ные способности, однако [во всем остальном] не смог [их] проявить. Разве его так называемое сверхъестественное и врож­денное знание не сводится лишь к умению с момента рождения произносить свое имя? [К тому же] утверждение о том, что это знание не было приобретенным, невозможно никак проверить. Хотя и имеются данные о сверхъестественных способностях Хуан-ди и Ди-ку, однако их можно с тем же успехом рассма­тривать и как преждевременно проявившиеся таланты.

Таланты у людей могут проявиться очень рано, но могут развиться и поздно. И хотя у человека может не быть учителя, он может приобрести познания в своей семье.

Заметив, что кто-то в юном возрасте очень рано проявил свои дарования, люди впадают в крайние преувеличения. Гово­рят, что Сян То было семь лет, но )[ему] наверняка было все десять. Говорят, что [он] наставлял Конфуция, а в действитель­ности Конфуций просто спросил его [о чем-то]. Говорят, что Хуан-ди и Ди-ку с момента рождения были в состоянии гово­рить, [на деле же]1 это могло произойти и [через] несколько месяцев [после этого]. Говорят, что Инь Фану шел двадцать первый год, а ([ему могло быть] и все тридцать. Говорят, что [Инь Фан] не имел ни учителя, ни [сведущего] друга, не пости­гал книжной премудрости, но на самом деле он ([мог также] приобретать знания во время странствий или обучался на дому. Людям свойственны преувеличения – как в том, что они вос­хваляют, так и в том, что они порицают.

Народная молва гласит, что Янь Юань, когда ему исполни­лось восемнадцать лет, взошел [вместе с Конфуцием] на гору Тайшань67 и оттуда ([будто бы] увидел вдалеке [на огромном расстоянии, превышающем тысячу верст], белую лошадь, при­вязанную за [столичными] воротами Чан [в царстве] У68. На самом деле установлено, что Янь Юань; [даже] и в тридцати­летнем возрасте не поднимался на гору Тайшань и не мог [от­туда, следовательно], видеть уские [столичные] ворота Чан. Восхваление Сян То и превознесение Инь Фана – того же ро­да, что и восхищение Янь Юанем.

Таланты людей могут быть большими или малыми. [Но в любом случае] познать вещи можно, только изучая их. Изуче­ние – залог знания, не спрашивая – не достичь понимания.

316

 

Цзы-гун, [отвечая Гунсунь Чао на вопрос об учении Кон­фуция] 69, сказал: «Мог ли учитель обойтись без изучения? Да нужен ли ему был постоянный наставник? 70»

[Но] Конфуций говорил:

«Когда мне исполнилось пятнадцать лет, я обратил все по­мыслы к учению» 71.

Пять Высоких предков и Три царственных правителя – все имели учителей. И я заявляю: «Пусть это послужит образцом для людей».

[Мне] могут возразить:

Чистое размышление также может являться для людей сред­ством [познания], почему непременно упирать на учение? А то, что трудно для умозрительного понимания, может быть уста­новлено [благодаря] талантам мудрецов и совершенномудрых людей.

Так называемые святые познают и без учения. Так называе­мые совершенномудрые должны учиться, чтобы стать совершен-номудрыми. Раз [так называемые] совершенномудрые люди должны учиться, это означает, что они не являются совершенно-мудрыми.

Среди созданий, обладающих кровью, обитающих между не­бом и землей, нет таких, которые обладали бы врожденным знанием. [Говорят, что] лесной человек знает прошлое, а со­рока знает будущее72, [и в этом случае] их способности, даро­ванные им природой, проявляются естественным образом. Мож­но ли уподоблять совершенномудрых людей таким лесным лю­дям? Ведь лесные люди относятся к роду зверей и птиц!

Уличные прибаутки ребятишек73 известны без учения и мо­гут представляться сверхъестественными и предвещими. Не­ужели можно уподобить [предвидение] совершенномудрых лю­дей этим прибауткам? Ведь эти прибаутки – бесовская сила.

Как можно считать, что совершенномудрые люди в этом мире являются колдунами? Устами колдунов разговаривают с людьми демоны и духи. Если уподоблять совершенномудрых людей колдунам, то они, так же как и колдуны, должны быть бесовской силой. А обладающие бесовской силой не имеют ни­чего общего с совершенномудрыми. Поскольку колдуны совер­шенно отличны от совершенномудрых, то совершенномудрые [люди] не могут относиться к сверхъестественным [существам]. Не будучи сверхъестественными, они относятся к тому же ви­ду, что и мудрецы. А будучи с ними одного вида, они и в позна­нии не отличаются от них. Имеющееся между ними различие касается того, как они постигают Путь бытия. Совершенномуд­рые [люди] постигают [Путь] быстрее, а мудрецы – медлен­нее. Мудрецы обладают многими талантами, а совершенномуд­рые люди –• великой силой разума. Познают они одно и то же, но степень постижения различна. К постижению Пути бытия они идут одной дорогой, но одни продвигаются по ней дальше, чем другие.

317

 

Как с трудом понимаемые вещи, так и вещи легко пости­гаемые в равной мере приковывают внимание и мудрецов и совершенномудрых [людей] 74. Так, чередование внешней изыс­канности и внутренней простоты75, повторяемость трех основ правления 76, последовательность первых дней первой луны [ка­лендарных дат], взаимосвязь того, что идет на убыль, и того, что развивается, – все это одинаково доступно пониманию как мудрецов, так и совершенномудрых [людей].

Вода и огонь в древние времена были такими же, как вода и огонь в наши дни. Нынешние звуки и цвета такими же оста­нутся и в последующие века. Что касается птиц и зверей, де­ревьев и трав, доброты и злобы людей, то по тому, что есть в наличии сейчас, [мы] узнаем и то, что было раньше, и благо­даря этому познаем будущее. [В этом отношении] между тем, что было тысячу лет тому назад, и тем, что будет через десять тысяч поколений, разницы нет никакой. В постижении глубокой древности, проникновении в будущие времена, [в понимании] таких вещей, как внешняя изысканность и внутренняя простота, и таких [стихий природы], как огонь и вода, мудрецы и совер­шенномудрые одинаково [преуспевают]. В распознании призна­ков и установлении примет, в предсказании грядущих бедствий или счастливых событий мудрецы и совершенномудрые [люди] в равной мере [искусны].

Встречаясь с [вещами] диковинными, мудрецы, так же как и совершенномудрые, в состоянии дать им имя (определение) и не испытывают перед ними ни боязни, ни сомнений.

Те вещи, которые могут быть познаны, в равной мере пости­гаются и совершенномудрыми и мудрецами, а то, что еще не может быть познано, то и совершенномудрые люди не в состоя­нии постичь.

Как уяснить это?

Предположим, что соверщенномудрый [человек] благодаря предвидению предсказывает дождь. [Но если он благодаря своим] способностям может узнать [лишь] одно [событие] из дали грядущего, значит, его прозорливость не всеобъемлющая: тогда нет нужды и толковать об этом.

Предвидение и проникновение в суть [вещей], о которых го­ворилось, означают доскональное знание природных свойств всей тьмы вещей и полное постижение всех основ. Быть в со­стоянии познать одну [сторону] вещи, но не быть в состоянии освоить другую, знать левое, но не видеть правое – это значит быть однобоким и несовершенным, неумным и бесталанным. Таким не /может быть [человек], называемый совершенномудрым. Если же считать [такого человека] совершенномудрым, значит, нужно признать, что совершенномудрый человек не яв­ляется человеком необыкновенным. Тогда и люди, подобные Чжань Хэ, сойдут за совершенномудрых, и такие, как Конфу­ций, будут считаться совершенномудрыми. В таком случае со-

318

 

вершенномудрые не будут отличаться от мудрецов, а мудрецы подойдут под одну стать с совершенномудрыми.

Если и мудрецы и совершенномудрые [в равной мере] обла­дают талантами, то почему тогда считают совершенномудрых более выдающимися, чем мудрецов? Если и те и другие вла­деют известной сноровкой и используют определенные навыки [предсказаний], то чем тогда мудрецы хуже совершенномуд­рых?

На самом деле ни мудрецы, ни совершенномудрые люди не обладают врожденным знанием. Только благодаря свидетель­ству своих ушей и глаз они в состоянии определить сущность [вещей]. Они сначала доверяются своим глазам и ушам, а за­тем уже вещи, которые [легко] могут быть познаны, быстро постигаются с помощью размышления. Когда встречаются [трудно] познаваемые вещи, требуется предварительно спро­сить о них, и только тогда они могут быть постигнуты.

Если события в Поднебесной и вещи мира можно постичь путем размышления, то раскрыть их сущность может и невеж­да. Если же [одним лишь только] размышлением понять их нельзя, тогда ([подобным образом] постичь их будет не под силу даже величайшему из совершенномудрых. Конфуций сказал:

«Я проводил дни целые без пищи и ночи напролет без сна. Все размышлял. Но бесполезно! Лучше [было бы] учиться77». Среди вещей Поднебесной бывают такие, которые [никто] не может познать, подобно тем веревочным узлам, которые [ни­кто] не может распутать. Говорят, что [если] овладеть умением распутывать узлы, то не будет узлов, которые нельзя распу­тать. [Но когда] попадаются узлы, которые распутать не мо­гут, то говорят, что их невозможно распутать вообще. [Здесь] не о том речь, что вообще невозможно распутать [эти узлы], а о том, что применяемые методы их распутывания оказываются несостоятельными.

Среди тех вещей, которые познает совершенномудрый чело­век, бывают такие, которые [он] не может не познать, но бы­вают и такие, которые [он] не может познать. [Если] совер­шенномудрый человек оказывается не в состоянии познать [вещь], то не потому, что совершенномудрый человек вообще не способен познавать вещи, а потому, что попадается вещь, ко­торую [он] не смог познать, поскольку применяемые методы познания не дают [возможности] познать [данную вещь].

Поэтому вещи, которые трудно познать, можно познать, изу­чая и спрашивая, но, изучая и спрашивая, нет возможности по­стичь те вещи, которые [пока еще] нельзя познать.