Дун Чжуншу "Чунь Цю Фань-Лу" - Древнекитайская философия

Древнекитайская философия. Эпоха Хань. – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1990. –523 с.

 

Чунь Цю Фань-Лу

«Чунь цю фань-лу» («Обильная роса на летописи «Чунь цю») принадлежит кисти Дун Чжуншу (ок. 180–ок. 120 г. до н.э.), видного философа негосударственного деятеля древнего Китая. Инициатор реформ, связанных с ограничением крупного землевладения и введением государственной монополии на вы­плавку железа и добычу соли, он особенно активно участвовал в политической жизни империи Хань при императоре У-ди пос­ле 140 г. до н. э. Автор ряда произведений философско-политического характера, насчитывавших, по данным «Хань шу», до 123 пянь (главок или частей). Являясь сторонником сильной централизованной власти, Дун Чжуншу стремился выработать идеологические основы управления страной домом Хань, поло­жив в основу несколько модернизированные идеи древнего кон­фуцианства. В средние века стал известен как «Конфуций эпо­хи Хань».

Название «Чунь цю фань-лу» первоначально было заголов­ком лишь одной из глав и стало наименованием всего труда позднее. Под «Чунь цю» имеется в виду летопись «Вёсны и осе­ни», приписываемая Конфуцию и содержащая описание собы­тий в царстве Лу в 722–481 гг. до н. э. Существует несколько трактовок бинома фань-лу; нами принято объяснение, данное в комментариях к «Чжоу ли» («Чжоуские обряды и ритуалы») – «обильная роса».

В формировании идеологии эпохи Хань «Чунь цю фань-лу» Дун Чжуншу сыграл важную роль, заложив основы ортодок­сальной конфуцианской доктрины. Окончательное оформле­ние он получил в период дискуссий I в. н. э., нашедших отра­жение в труде Бань Гу «Бо ху тунъи» («Диспут в зале Белого тигра»). Заслуга Дун Чжуншу состоит главным образом в том, что, сообразуясь со временем, с изменившимися социальными условиями в единой империи и с развитием представлений о природе и обществе, он дополнил основные конфуцианские по­стулаты положениями натурфилософских концепций (в частно­сти, положениями Цзоу Яня о пяти стихиях), легистскими нор­мами и разработал основы того конфуцианского учения, которое стало официальной идеологией правящих классов.

Перевод шести отрывков из летописи осуществлен по тексту трудов Дун Чжуншу, помещенных в серии «Сы-бу бэй-яо» (Шанхай, 1936). Выбор отрывков сделан на основании хресто­матии «Избранные материалы по истории китайской философии (период двух Хань)» (т. 1. Пекин, 1960).

А. С. Мартынов

111

 

Чуский Чжун-ван

Путь (дао) «Чунь цю» – почитать Небо и подражать древ­ности.    

[Этот путь] таков потому, что даже обладающий умелыми руками не сможет правильно сделать ш круга, ни квадрата, если он не употребляет ни угольника, ни циркуля; даже облада­ющий тонким слухом не сможет определить пять тонов, если он не использует шесть бамбуковых дудок [различной длины]2; даже знающий не сможет «усмиритъ» Поднебесную, если он не изучил [опыт] прежних государей. Если же дело обстоит таким образом, то оставленный [нам] опыт [дао] прежних государей для Поднебесной – все равно что циркуль с угольником и шесть бамбуковых дудок. Поэтому, когда совершенномудрый подра­жает Небу, а мудрец подражает совершенномудрому, в этом за­ключено то наибольшее, [чего они могут достигнуть]. Если это наибольшее достигнуто, то [в Поднебесной] – правление совер­шенно, если это наибольшее потеряно, то [в Поднебесной] – бес­порядки. В нем, [таким образом, заключено] различие между со­вершенным правлением и беспорядками.

Известно, что в Поднебесной нет двух Путей. Поэтому со­вершенные мудрецы различаются по [методам достижения] со­вершенного правления, но едины по принципам. Древность и современность проникают друг в друга, поэтому прежние муд­рецы передают образцы [своего поведения] последующим поко­лениям.

«Чунь цю» в своем отношении к текущим событиям одобря­ет возвращение к древности и порицает изменение постоянного, стремясь к тому, [чтобы люди] брали за образец прежних госу­дарей.

Но тут нам возражают: «Государь обязательно меняет уп­равление. Люди с предвзятым мнением, воспользовавшись этим положением, могут сказать: «Если можно следовать древности, то почему же прежние государи не наследовали Путь друг друга?» Люди придут в замешательство, услышав такое, и нач­нут сомневаться в правильном Пути и верить вредным словам, и от этого может быть большой вред».

На это [мы] отвечаем: «Есть люди, которые, услышав, что князья во время стрельбы из лука исполняли музыкальную пье­су3 под названием «Голова дикой кошки», отрубают кошке го­лову и, вешая ее как мишень для стрельбы, спрашивают: «Не­ужели это музыка?» Эти люди слышали лишь о названии [этого ритуала], но ничего не знали о его сущности».

Когда мы сейчас говорим, что новый государь меняет управ­ление, [то это не означает] изменения Пути и изменения прин­ципов [предшественников. Это означает только, что] с получе­нием мандата от Неба меняется царствующая фамилия, меня­ется государь. И этот государь правит не в результате наследо­вания предыдущему. Если бы он во всем наследовал предшест-

112

 

Гвеннику, продолжав старое дело и ничего бы не менял, то он ничем не отличался бы от правителя, который получил власть по наследству от предшественника. Правитель, получающий мандат Неба, есть великое проявление [воли] Неба. Тот, кто служит отцу, должен проникнуть в его мысли, а тот, кто слу­жит государю, должен постичь его стремления. Так же и со слу­жением Небу. Ныне Небо явило себя в великом проявлении. Ес­ли же [все] унаследовать от прошлого и все оставить прежним, то [это означает] не проявить и не восславить [намерений Не­ба]. И это не есть замысел Неба. Поэтому обязательно нужно изменить место пребывания [государя] (столицу. – А.М.), на­звание государства, календарь и цвет [официального] облаче­ния. И это не что иное, как нежелание противиться замыслу Неба и ознаменование самопроявления. Что же до великих ос­нов, человеческих отношений, путей и принципов политического управления, воспитания нравов и письменности, то все должно остаться по-старому. Да и как это менять? Поэтому [пришедший к власти] государь меняет лишь имена в системе управле­ния, но сохраняет сущность Пути.

Конфуций говорил: «Достигший совершенного правления при недеянии – вот каким был Шунь!»4 Этим сказано, что он лишь соблюдал Путь Яо, и только. Разве это не проявление неизменного!

 

Яшмовый кубок

«Чунь цю» порицает Вэнь-гуна2 за женитьбу во время траура.

Оспаривающие [это порицание] говорят: «Положенный срок траура не превышает трех лет. Трехлетний же траур [на деле длится] двадцать пять месяцев. По данным же летописи, Вэнь-гун женился после сорока одного месяца. [Таким образом], же­нитьба не только не приходилась на время траура, но была весьма отдалена от положенного срока. Как же это можно на­звать женитьбой во время траура?»

Мы отвечаем: «Чунь цю» при обсуждении дел самым важ­ным считает характер замыслов. Этой женитьбе непременно предшествовало сватовство, а месяц сватовства приходится на срок траура. Поэтому [в летописи это событие] названо «же­нитьба во время траура». К тому же Вэнь-гун осенью совершил жертвоприношение предкам, а зимой начал сватовство [послал подарки], и в обоих случаях он поспешил. Но летопись «Чунь Цю» не порицает его за первое, а порицает лишь за второе, [поскольку] во время трехлетнего траура напременно должно испытывать чувство скорби по [умершим] кровным родственни­кам. И если даже, следуя обычаю, можно не ждать до конца срока, то все-таки необходимо, чтобы в сердце [скорбящего] не было покоя. [У Вэнь-гуна] же совершенно отсутствовала скорбь об ушедшем и [все] помыслы были обращены на женитьбу.

113

 

Именно к этому в «Чунь цю» испытывают наиболее сильную не­приязнь. Поэтому, хотя [Вэнь-гун] и женился по истечении трех летнего срока, [летописец] порицает его как женившегося во вре­мя траура. Не отделяя первый [проступок] от второго, [летопи­сец] с презрением [оценивает Вэнь-гуна] как не имеющего чело­веческого сердца.

В связи с этим [обратимся к] обсуждению ритуала. Важней­шее в ритуале – это помыслы. Если помыслы почтительны, то и этикет будет полным, и благородный муж расценивает это как постижение ритуала; если помыслы – в гармонии, то и звуки будут правильными, и благородный муж расценивает это как постижение музыки. Если помыслы – печальны, а житейское поведение – сдержанное, то благородный муж расценивает это как постижение траура. Поэтому мы говорим [об оценке Вэнь-гуна]: «Это – не пустые придирки, это называется ценить по­мыслы». Помыслы – это содержание. [Конкретная] вещь, [в ко­торой они осуществились], – форма. Форма связана содержани­ем. Если в форме отсутствует содержание, то каким образом форма сможет выявить содержание? Когда содержание и фор­ма представлены в полном объеме, то лишь тогда ритуал [мож­но считать] завершенным. Если же форма и содержание пред­ставлены не полностью, [то выполнение ритуала] не достигает общего признания. [В случае, когда и форма и содержание] не могут достичь полноты и представлены однобоко, лучше, когда нет формы, но есть содержание. [Эта ситуация] хотя и не рас­ценивается как овладение ритуалом, но к ней относятся с не­которой долей одобрения. Пример тому [запись в летописи «Чунь цю»]: «Прибыл Гэ Лу, [правитель] Цзе»3. Когда же нет содержания, но есть его выражение, то [эта ситуация] не только не расценивается [как совершение ритуала], но даже отчасти по­рицается. Пример тому – [запись в «Чунь цю"]: «Прибыл этот Чжоу-гун"4. Таким образом, расстановка [по значимости] в «Чунь цю» следующая: в начале – содержание, в конце – вы­ражение, справа –побуждение, слева – осуществление. Поэто­му [у Конфуция] сказано: «Говорим: Ритуал! Ритуал! Но разве это лишь яшма и ткань?!"5. Развивая [эту мысль], следовало бы сказать вначале: «Прием при дворе! Прием при дворе! Разве он лишь обмен словами? Музыка! Музыка! Разве она лишь ко­локол с барабаном?» И затем следовало бы продолжить: «Тра­ур! Траур! Разве он лишь в облачении?» Конфуций в установле­нии Пути новым государем выявлял то, как [новый государь] ценил побуждения и отворачивался от выгоды, сколь он любил искренность и искоренял фальшь. [Конфуций] поступал так, по­скольку [среди правителей его времени] были такие, кто унасле­довал пороки династии Чжоу б».

Образец [поведения] для летописи «Чунь цю» [состоит в том, что] люди следуют за государем, государь следует за Небом. Говорят, что для сердец народа и сановников [совершенно] не­выносимо отсутствие государя [даже] в течение одного дня. Од-

114

 

 нако при невозможности быть без государя в течение одного дня народ и сановники три года [называют нового государя] сыном [покойного] правителя, так как [новый] государь [в это время] еще не утвердился сердцем [как государь]. Это ли [не пример того, как] народ следует за государем?! Почтительный сын в течение трех лет не может утвердить свое сердце [в новом со­стоянии]. Однако, не утвердив свое сердце, он в следующем же году вступает на престол, с тем чтобы соответствовать концам и началам Небесного счисления. Это ли [не пример того, как] го­сударь следует за Небом? Поэтому принижать народ и тем воз­вышать государя, принижать государя и тем возвышать Небо – в этом великий принцип летописи «Чунь цю».

 

Десять принципов

«Чунь цю» содержит записи за 242 года. Поднебесная велика, и события, [произошедшие в ней за этот период], разнообразны. [Кажется, что] нет такого, чтобы не произошло [в ней за это время и не было бы занесено в летопись]. Хотя это и [действи­тельно] так, но если обобщить [содержание всех этих записей], то важнейшим [в летописи] окажутся десять принципов [подхода к событиям]. Десять принципов – это то, что [непосредственно] связано с событиями, и то, откуда проистекает преобразующее воздействие государя [на весь ход вещей].

Рассматривая какое-либо событие, необходимо выявить в нем главное. Это – [первый] принцип. Выяснить, к чему оно при­вело. Это – [второй] принцип. [Предложить способ] улажива­ния [этого или подобного события], основываясь на причине [их возникновения]. Это – [третий] принцип. Главные усилия на­правлять на ствол, дополнительные – на ветви, большее внима­ние уделять основанию, меньшее – вершине. Это – [четвертый] принцип. Разобрать [все], внушающее сомнения, отделить сход­ное от различного. Это – [пятый] принцип. Обсудить роль муд­рецов и талантов [в интересующем нас вопросе] и выделить [при этом] наиболее сильные стороны их возможностей. Это – [шестой] принцип. [Показать, что следует] относиться к близ­ким как к родным, [и как] заставить прийти дальних >. [На­учить, как] желать того же, что и народ. Это – [седьмой] прин­цип. [Обратить внимание на то, что], наследуя [в ритуале] фор­мы [выражения его у] династии Чжоу, должно обращаться [прежде всего] к содержанию. Это – [восьмой] принцип. [Пом­нить о том, что] дерево рождает огонь, а огонь соответствует лету2 и что таков порядок, [предписанный] Небом. Это – [девя­тый] принцип. Взвешивать критику и порицание проступков, ис­следовать причины возникновения беспорядков и странных яв­лений. Таков порядок, [предписанный] Небом. Это – [десятый] принцип.

Если, рассматривая события, выявлять в них главное, то

115

 

[можно добиться того, что] народ будет спокоен. Если выяснить, к чему они привели, то станут ясными удачи и промахи [его участников]. Если [предлагать способ] улаживания [данного де­ла], основываясь на причине [его возникновения], то [можно до­биться] исправления основы. Если главные усилия направлять на ствол, а дополнительные – на ветви, большее внимание уде­лять основанию, а меньшее – вершине, то это сделает явным деление на правителей и подданных. Если разобрать все, что внушает сомнение, и отделить сходное от различного, то тогда обнаружатся ложь и истина. Если обсудить [в интересующих нас вопросах] роль мудрецов и талантов и выделить [при этом] наиболее сильные стороны их возможностей, то [в управлении можно добиться того, что] все чиновники будут действовать в строгом порядке. Если, наследуя династии Чжоу, обращаться {в ритуале прежде всего] к содержанию, [а не к форме], то [это даст возможность государю] уделять должное внимание преоб­разующему воздействию [его правления на народ]. Если отно­ситься к близким как к родным, заставить прийти дальних и желать того же, что и народ, то [это даст возможность] гуман­ности и милосердию [государя] достичь [любого места]. [Если не забывать о принципе:] дерево рождает огонь, а огонь соответст­вует лету, то темное начало и светлое начало, а также четыре сезона станут соблюдать порядок чередования. Если взвешивать критику и порицание поступков и исследовать причины возник­новения беспорядков, то [в этом случае] действия будут согласо­вываться с желанием Неба.

Если все [эти десять указаний] применять на практике, то тогда [правитель может добиться того, что], распространяя гу­манность, [он в ответ получит] исполнение долга. Тогда благая сила государя [дэ] разольется широко и затопит [все простран­ство в пределах] четырех морей. Темное и светлое начала будут находиться в гармонии, а среди всего сущего не будет ни од­ной вещи, которая не обрела бы своего высшего воплощения.

Вот чем руководствуются толкующие летопись «Вёсны и осе­ни», вот что они считают образцом [постижения ее смысла].

 

Важность управления

Лишь совершенный мудрец может свести десять тысяч вещей (все многообразие сущего) к единому и связать их с началь­ным. Если же некто приступит [к управлению вещами], не по­стигнув той основы, откуда они происходят, то он не сможет до­биться успеха. Поэтому в «Чунь цю» «единое» называется «на­чальное»1. Начальное подобно истоку (началу). Его смысл и за­дача – [приводить в соответствие концы и начала вещей] с кон­цами и началами Неба и Земли. [Например], человек рождает­ся, [имея определенными лишь] начало и конец, и он не обязан подчиняться переменам [согласно] четырем временам года. По-

116

 

скольку начальное есть основа десяти тысяч вещей, то начальное человека также (находится среди этих основ]. Но где же оно? Оно – перед Небом и Землей!

Но человек, хотя и зарождается в субстанции Неба [гянь ци] и воспринимает ее, не наделен способностью вступать в противоречие с тем, что делают изначальная небесная основа и изначальное небесное предопределение. Поэтому [запись в «Чунь цю»] «весна, первый месяц» означает принятие того, что делают Небо и Земля, продолжение и завершение того, что де­лает Небо. Когда пути [человека и Неба] взаимно согласованы, то [человек] добивается успеха совместно [с Небом и совместно с Небом] управляет своими делами. Но что позволяет говорить | [о том, что это и есть] начало Неба и Земли? И что при этом делает начало Неба и Земли? И каково отношение [этого начала] к человеку? Основное [в этом начале состоит в следу­ющем]: оно представляет собой способ постижения и принятия замыслов [Неба].

Умение рассуждать о зверях и птицах не есть то умение, к которому стремится совершенный мудрец. То, о чем стремится рассуждать совершенный мудрец, находится среди рассуждений о гуманности и долге и способах их применения. Знать их раз­деление по классам и различия по видам, постичь то, что к это­му примыкает, сделать ясной суть исследуемого настолько, что­бы [можно было] устранить всякие сомнения. Вот то, что цени г совершенный мудрец. И только это. Когда же дело обстоит ина­че, то [люди обычно] накапливают массу [ненужных] сведений, занимаются исследованием массы [ненужных] вещей, говорят ненужные слова и сбивают с толку [ученых] последующих по­колений. Это как раз то, что ненавидит благородный муж, так зачем же все это делать!

Мысль совершенномудрого не знает усталости. [Он размыш­ляет] с раннего утра и до [поздней] ночи. В результате все де­сять тысяч вещей [оказываются] тщательно проанализированы, и делается это [исключительно ради категорий] гуманности и долга. Исходя из этого, [пожалуй], скажут: «Так ведь и само­стоятельно [можно] достичь [познания Пути]!» Поэтому [некото­рые и] говорят: «Будучи учителем, можно [уже] не бояться ложного!» Однако смысл [учения] заключен в классическом текс­те [летописи «Чунь цю»]. Толкование – традиция [классического текста], это – его великая основа. Если не прилагать усилия [для их освоения], то [можно] измучиться и попусту рас­тратить свои душевные силы. Голова уже поседеет и зубы вы­падут, а [ты еще] не успеешь рассмотреть (даже] себя самого!

Человек, как только он родится, получает великий удел. Это – сущность (субстанция) [человека]. [Она включает так­же] еще и переменный удел 2. [Эта сфера зависит от] управле­ния человеком. Если управление не отлажено, то у человека возникают [в душе] порывы ярости и негодования. [Такое состоя­ние] влечет за собой опасности и затруднения, и человек попа-

117

 

дает тогда во власть обстоятельств и случаев. [В этой ситуа­ции] он входит в соприкосновение с духами и сталкивается с непредсказуемым. Если переменное в человеке [столь сильно и управление] так неотлаженно, то здесь уже нельзя не прибег­нуть к осознанию [характера управления]. Осознание является основой [в деле придания] важности управлению.

Обобщим [изложенное выше]. Выдвигая должное и искоре­няя дурное, [следует] вырывать корень [дурного], распространяя при этом [учение, изложенное в «Чунь цю»]. [При сравнении с доктринами управления] Чэн Тана3 и У-вана4 [это учение] обнаруживает как сходное, так и отличное. Применявшиеся Чэн Таном и У-ваном методы управления ушли в прошлое. Поэтому летопись «Чунь цю» должна разъяснить достижения и просчеты [в их управлении] и отделить благородное от низкого. Основное [желание летописца – выяснить], каким образом по­велители Поднебесной теряли Поднебесную, обсудить, что при­водило князей к великой смуте, чтобы, обнаружив это, предосте­речь [от подобного в настоящем]. Поэтому [о летописи «Вёсны и осени»] говорят: «Она обширна, но ясна, она злободневна, но глубока».

 

Глубокое исследование смысла имен и званий1

Способ управления Поднебесной состоит в выделении боль­шего. Способ выделения большего состоит в глубоком иссле­довании смысла имен и званий.

Имя есть первое проявление великого принципа. Уловив смысл этого первого проявления, можно доискаться и [до всего] содержания, заключенного [в этом великом принципе]. Тогда становятся понятными ложь и правда, идущее вразрез и идущее согласно сами проявляют себя и устанавливается взаимосвязь с Небом и Землей. Устанавливая правильность [деления на] прав­ду и ложь, опираются на идущее согласно и идущее вразрез, устанавливая правильность [деления на] идущее согласно и идущее вразрез, опираются на имена и названия. Устанавли­вая правильность имен и названий, опираются на Небо и Зем­лю. Небо и Земля, [таким образом], являются великой основой для имен и званий.

Совершенные мудрецы древности, [прислушиваясь] к гром­ким звукам [в природе] (сяо), постигали с их помощью Небо и Землю и называли [эти звуки названиями или] званиями (хао). [Они прислушивались] к пению [птиц и крикам животных], на­рекали их [по этому признаку] и называли это именами. В имени (мин) выражаются, [таким образом], пение (мин) и наимено­вание (мин)2. В звании (хао) выражается, [таким образом], громкий звук (сяо) и постижение (сяо). Итак, громкие звуки (сяо), с помощью которых постигаются Небо и Земля, это [на­звания или] звания (хао). Пение [и крики животных] (мин), с помощью которых давались названия, это – имена (мин).. Име-

118

 

на и звания хотя и разнятся по звучанию, но основа у них еди­ная. Имена и звания – [это способ] проникнуть в мысли Неба. Небо не говорит, оно заставляет людей выражать его мысли. Небо не действует, оно заставляет действовать людей, находя­щихся [в его власти]. Таким образом, имена являются [тем спо­собом, которым] совершенные мудрецы выражали мысли Неба. [А следовательно], их нельзя не [подвергнуть] глубокому рас­смотрению.

Получение государем небесного повеления ниспосылается [согласно] замыслам Неба. Поэтому его звание – «Сын Неба». Он должен взирать на Небо, как на отца, и служить Небу [в соответствии] с путем сыновней почтительности. Чье звание – князь (хоу), тот должен почтительно взирать на Сына Неба, ожидая (хоу) [его приказов]. Чье звание – сановник (да фу), тот должен быть с избытком наделен [чувством] верности, быть щедрым при исполнении ритуала и долга, ибо смысл [его зва­ния] – быть намного, (да) лучше простолюдина (фу) 3, с тем чтобы иметь возможность вызывать [благотворные] изменения [у других]. Чиновник (ши) – тот, кто служит (ши), народ (минь) – тот, кто темен (мин). Чиновник не имеет возможно­сти [вызывать благотворные] изменения [в народе]. Он занят лишь делами и повинуется вышестоящему. Пять званий есть самообозначение [людьми пяти общественных положений своих главных общественных функций], которые у каждой из них различные. [Кроме того], внутри этих функций имеется не­сколько сторон, каждая из которых имеет свое имя.

Имена собираются в звания, [для них] звания – это боль­шая целостность. Имя же есть наименование частей и отдельных сторон [этой цельности]. Звание обобщает и отражает главное. Имя отмечает отдельное и наглядное. Наглядное – это отделен­ное от всего остального. Обобщенное – это приводящее лишь основное. [Ритуал] почитания духов имеет одно [на]звание: жерт­воприношение. Жертвоприношения имеют различные имена. Весной – весеннее жертвоприношение – цы, летом – летнее жертвоприношение – яо, осенью – осеннее жертвоприношение – ч«н и зимнее жертвоприношение – чжэн. Охота на диких зверей имеет одно [на]звание. Это – тянь (поле). Но тянь имеет раз­личные имена: весенние всходы, осенняя уборка, зимняя охота и летняя охота. И все они находятся в соответствии с помыс­лами Неба. Нет такой вещи, которая не имела бы обобщающего [на]звания, но также и нет [на]звания, которое бы не имело от­дельных имен.

По этой причине каждое дело [должно] соответствовать име­ни, каждое имя [должно] соответствовать Небу. Тогда взаимо­отношения между Небом и людьми приходят в гармонию и они образуют единство. Совпадая, они проникаются [одними и те­ми же] принципами, действуя – помогают друг другу, согла­суясь – следуют [в должном] порядке. Это и называют путем (дав) и благой силой [его осуществления]. «Ши цзин» гласит:

119

 

Зовы [Неба] и Земли – это их слова,

[И в их словах] есть порядок и смысл 4.

Глубоко вникнув в великий смысл звания государь (ван), [можно] обнаружить в нем пять [составных] частей [значения этого звания]: часть [первая] – огромный (хуан), часть [вто­рая] – прямой (фан), часть [третья] – вездесущий (куан), часть [четвертая] – желтый (хуан) 5, часть [пятая] – направляющий (ван), Объединив эти пять [составных] частей значения в од­ном слове, [получаем слово] «государь» (ван). Государь (ван) и огромен (хуан), и прям (фан), и вездесущ (куан), и желт (хуан), и [обладает способностью] направлять (ван)6. По этой причине, если замыслы государя не столь всеохватывающи, чтобы считаться огромными (хуан), то путь его не может быть правилен настолько, чтобы быть прямым (фан); если путь не может быть правилен настолько, чтобы быть прямым, то благая сила не может распространяться повсюду равномерно; если же благая сила не сможет распространяться повсюду равномерно, то совершенство [государя] не сможет обрести желтый цвет; если же совершенство [государя] не сможет обрести желтый цвет, то [народы] четырех сторон не смогут направляться [в центр]; если же [народы] четырех сторон не могут направляться в центр, то [это означает, что государь] не соответствует полно­стью [своему званию] государя. По этому поводу говорится: «Небо накрывает, не оставляя ничего вне, Земля все, что несет на себе, равно любит, ветер разносит повеление и един в своей грозности [по отношению ко всем], дождь, выпадая, равномерно распределяет свою благую силу». Именно в этом и состоит ис­кусство государя.

Глубоко вникнув в великий смысл звания правитель (цзюнь), также [можно] обнаружить в нем пять [составных] частей [значения этого звания]: [первая] часть – начало (юань), [вторая] часть – исток (юань), [третья] часть – уравновешива­ние (цюань), [четвертая] часть–теплота (вэнь), [пятая] часть – собирание (цюнь).

Объединив эти пять [составных] частей значения в одном слове, [получаем слово] правитель (цзюнь). Быть правителем (цзюнь) – это значит быть и началом и истоком, [заниматься] уравновешиванием, обогреванием и собиранием. По этой при­чине, если замыслы правителя несопоставимы с [небесным] на­чалом, то [он] при движении теряет опору; если при движении теряется опора, то действия [его] не завершаются; если дейст­вия не завершаются, то они не имеют соответствия в истоке; если же [действия] не имеют соответствия в истоке, то [прави­тель начинает] проявлять произвол в применении и отбрасыва­нии; если же [начинается] произвол в применении и отбрасыва­нии, то преобразующее влияние [правителя] перестает действо­вать; если же преобразующее влияние перестает действовать, то применение взвешивания становится изменчивым; если при­менение уравновешивания становится изменчивым, то теряется

120

 

норма среднего и соответствующего; если же теряется норма среднего и соответствующего, то путь не может быть ровным, z. благая сила не может греть; если путь не может быть ровным, а благая сила не может греть, то массы [народа] не ощущают себя близкими (правителю] и теряют покой; если массы [народа] не ощущают себя близкими [правителю] и теряют покой, то [народ] рассеивается и не собирается [вокруг правителя]; если же [народ] рассеивается и не собирается [вокруг правителя], то [это означает, что правитель] не соответствует полностью [свое­му званию].

Имена возникают из подлинной реальности. Без подлинной реальности имя не образуется. Именами совершенные мудрецы обозначали подлинность вещей. Они давали [вещам] имена, что­бы выразить их подлинность. Поэтому все люди неодобрительно относятся к темному. Когда [вещи] возвращаются к своей под­линности, то [все] темное вновь становится светлым. [Для того, кто] хочет измерить – крива или пряма [вещь], нет ничего лучше, чем воспользоваться отвесом. [Для того, кто] хочет оп­ределить истинность или ложность, нет ничего лучше, чем вос­пользоваться именем. Исследование с помощью имен для уста­новления истинности и ложности подобно исследованию с по­мощью отвеса для определения кривизны и прямоты. Если ис­следовать [совокупно] имя и действительное состояние [пред­мета, явления], рассмотреть их соответствия и расхождения, то тогда [у людей] не смогут возникнуть взаимные обвинения по поводу истинности и ложности [предметов и явлений].

В наше время [часто встречается] непонимание [характера] природы [человека] (син). Высказывающиеся о ней не сходят­ся [во взглядах]. Не попытаться ли обратиться к имени приро­ды [человека]? Не от [знака] ли «жизнь» имя «природы»? Ес­тественные данные, подобные тем, которыми располагает жизнь, и называются природой [человека]. Природа, [таким об­разом], – это [первоначальное] свойство. Можно ли проникнуть в суть природы [человека], если при выяснении свойств ее ис­ходить из имени «добро»? Если же проникнуть в суть ее нель­зя, то на каком же основании [можно утверждать, что] свой­ство [природы человека] – это добро? Имя «природа» не долж­но отклоняться от [первоначальных] свойств [жизни]. Если оно отклоняется от [первоначальных] свойств хотя бы на волосок, то оно уже не является природой. Это необходимо понять.

Принцип определения вещей в «Чунь цю» заключен в пра­вильном [понимании и употреблении] их имен. Именование ве­щей [в этой летописи находится] в столь полном соответствии с подлинностью, что не отклоняется от нее даже на величину кон­чика осенней пушинки. Поэтому [там] сказано: «низверглись камни», а после [поставлено их число] – пять, но сказано: «вернулись орлы-скопы», а перед тем указано их число – «шесть»1. Вот сколь тщателен был совершенный мудрец в правильном употреблении имен. [Поэтому говорят:] «Благородный муж в

121

 

своих словах не должен допускать небрежности». Выражения «пять камней» и «шесть орлов» служат тому примером.

Преграждать выход всего дурного изнутри, не позволять ему выйти наружу – это [задача] сердца. Поэтому оно и назы­вается сердцем (синь), что означает преграду (жэнь). В полу­ченном человеком природном начале разве нет дурного? Как же сердце преграждает [его выход наружу]? С помощью имени «сердца» я достигаю искренности человека. Искренность чело­века может быть [искренностью] как алчности, так и гуманно­сти. Обе субстанции, гуманности и алчности, заключены в теле [человека]. Имя «тело» (шэнь) идет от «Неба» (тянь) 8. Неба движет обоими началами: темным – инь и светлым – ян. Тело же располагает двумя природными [началами]: алчностью и гу­манностью. Небо имеет запреты, [налагаемые им на движение}, начал инь и ян. Тело также имеет запреты, [налагаемые им] на чувства и желания. И в этом оно едино с Путем Неба. Так, дви­жение темного начала не должно иметь места в весенний и лет­ний сезоны. Однако темное на луне ограждено от солнечных лучей, поэтому [луна имеет возможность] быть то полной, то ущербной 9. Таковы запреты Неба, [положенные им] на темное начало. Неужели же [человеку также] не следует умерять свои желания и подавлять свои чувства и тем прийти в соответствие с Небом? То, что запрещено Небом, пусть запрещает и тело. В связи с этим говорят: «Тело подобно Небу». [Это означает, что] оно запрещает то, что запрещает Небо, но это не есть за­прещение Небу.

Необходимо знать, что небесная природа [человека], не под­вергшаяся воздействию обучения, совершенно несовместима с запретами. Исследуя сущность, обратимся к имени. [В нем отражено то состояние природы], когда она еще не подверга­лась обучению. Как же эта природа может вдруг стать иной? По этому поводу [говорят, что] природа ![человека] подобна зла­ку, а добро подобно зерну, зерно образуется в злаке, но злак весь не может превратиться в зерно. [Подобно этому] добро раз­вивается в природе, но природа не может вся стать добром. И добро и зерно человек, следуя Небу, создает вовне, а отнюдь не внутри того, что творит непосредственно Небо. То, что тво­рит [непосредственно] Небо, имеет определенный предел. Все, что внутри этого предела, обладает небесной природой, все, что вне его, называют делами человека. Хотя дела [человека] и вне природы, но [под их воздействием] природа не может не обрес­ти благую силу. Народ [минь) берет свое звание от слова «тем­ный» {мин). Если его природа добра, то почему же для его зва­ния взято слово «темный»? Возьмем, [к примеру], борющегося человека. Не имея [навыков, как] удержаться, он упадет макуш­кой и станет безумным. Разве можно считать, [что так могло бы быть, если бы] его природа была действительно добра?

Природа подобна глазам [человека]. Глаза спящего темны и слепы. Они начинают видеть лишь после пробуждения. До

122

 

пробуждения же можно считать, что [глаза] имеют способность зрения, но это нельзя назвать зрением. Такова и природа, [при­сущая] простому народу. Она обладает способностью [к добру], но еще не пробудилась. Подобно тому как следует разбудить спящего, [чтобы он стал видеть, так и природу этих людей] сле­дует подвергнуть обучению, и после этого она станет добра. Пока же они не пробудились, можно считать, что у них есть способность к добру, но нельзя называть это добром. [Этих лю­дей] можно уподобить бодрствующим с закрытыми глазами. Ес­ли исследовать [эту проблему] спокойно и не торопясь, то сказанное [выше] станет очевидным.

Природа темная и непробужденная – это создание Неба. При создании звания [для простого народа] в нем [старались] передать то, что создано Небом. Поэтому [народ] назвали минь. А слово минь, совершенно несомненно, подобно слову мин – «темный». [Как видим,] если проникать в суть вещей, отправ­ляясь от их имен и названий, то можно добиться успеха. Итак, правильное употребление имен и [на]званий идет от Неба и Зем­ли. Но то, чем наделяют Небо и Земля [человека], называется «природа» и «чувства». Природа и чувства составляют единст­во, [и как та, так и другие] темны. Поскольку чувства также яв­ляются природой, то каковыми же становятся они, когда ут­верждают, что природа стала добра? Поэтому никто из совершен­ных мудрецов никогда не говорил о том, что природа [челове­ка] добра, и [никогда] не искажал [тем самым] смысл [ее] имени.

Тело обладает природой и чувствами, подобно тому как Небо обладает светлым и темным началами. Говорить о свой­ствах человека и [не говорить при этом] о его чувствах – все равно что говорить [только] о небесном светлом начале и. не [говорить при этом] о небесном темном начале. )[Эту тему] мож­но обсуждать без конца и никогда не достичь [результата].

< Имя для «природы человека» выбрано не по высшим и не по низшим, а по средним [и центральным ее проявлениям]. [Понимаемая таким образом] природа подобна кокону и подоб­на яйцу. Яйцо после насиживания превращается в цыпленка, кокон же после разматывания становится шелковой нитью. [Подобно этому] и природа [человека] после воздействия на нее обучения становится добрей. Вот это и называется подлинным [Путем] Неба.            .

Небо рождает народ. [При этом] его природа обла­дает способностью стать доброй, но еще не может стать доброй. Для того чтобы сделать [его] природу доброй, Небо ставит [над ним] государя. Таков замысел Неба. Народ получает от Неба природу, которая не может [сама] стать доброй, и полу­чает от государя поучение, завершающее [становление] природы. Государь наследует и продолжает замыслы Неба, и его пред­назначение – завершить [становление] природы народа. Если же, рассматривая эту подлинную способность [людей к добру],

123

 

считать природу народа уже достигшей доброты, то [это означа­ет] не понимать замысел Неба и не признавать предназначение государя. Если природа простого народа уже добра, то что же осталось делать государю, получившему мандат Неба? [Таким образом], если имена [понимаются] неправильно, то [это чревато] отменой важнейшего предназначения [государя] и нарушением веления Неба. Это не есть [правильный] метод рассуждений [на данную тему].

В записях «Чунь цю», [в тех случаях, когда] внутреннее под­вергается воздействию внешнего, разъяснение начинается с внешнего. Так, природа простого народа становится способной к добру после того, как она подвергается воздействию поучения извне. Добро, [таким образом], появляется от обучения, а не от природы. Если же [предположить, что добро] появляется от при­роды, то [в этом случае в употреблении имен] окажется много от­клонений и необычностей. [Возможность] самостоятельно дос­тичь успеха без помощи мудрецов и совершенномудрых – это ошибочное [суждение многих] видных мужей своего времени. Оно не соответствует тем приемам, [с помощью которых] разъ­ясняет [события] «Чунь цю». Это – слова, [не основанные] на правильном методе, это – рассуждения, не проверенные [на практике]. [Подобные суждения] – вне благородного мужа. Да и для чего они ему?

Некоторые говорят: «Природа [человека]обладает началом добра, сердце его обладает способностью к добру. Разве нель­зя [сказать о них, что они] добры?» Отвечаем: «Нельзя. Кокон состоит из шелковых нитей, но кокон не есть шелковая нить. Яйцо содержит цыпленка, но яйцо не есть цыпленок. Если ос­новываться на [данном] сравнении, то какие сомнения [могут возникнуть по данному вопросу]?»

Небо рождает народ [согласно единому] великому правилу, поэтому и суждения [о его] природе не должны быть различны­ми. Однако одни утверждают, что природа [человека] уже до­стигла доброты, другие же считают, что она еще не достигла до­броты. [Это происходит оттого, что спорящие] вкладывают раз­личный смысл в то, что они называют добром. Природа челове­ка обладает началом добра. Так, ребенок любит своих роди­телей. Если называть добротой ту доброту, которая свойствен­на и диким зверям, то это – доброта и в понимании Мэн-цзы, Если же следовать трем основам и пяти отношениям, постичь нормы [всех этих] восьми основных качеств10, быть верным и преданным, но и широким в симпатиях, быть радушным и щед­рым, но и любить ритуал, то именно это можно назвать добром. И это будет доброта [в понимании] совершенномудрого чело­века. Поэтому Конфуций и говорил: «Мне не удавалось встре­тить доброго человека. Встретить бы постоянного человека, и это уже хорошо!»11 Отсюда можно видеть, что то, что называл добротой совершенный мудрец, было достижимо отнюдь не лег­ко и что он не называл добротой ту доброту, которая присуща.

124

 

и диким зверям. Если бы начала доброты, присущие и диким; зверям, можно было назвать добротой, то неужели же тогда [Конфуций] не встретил бы доброго человека? Но доброта, при­сущая диким зверям, не стала еще добротой, подобно тому как знание трав и деревьев не заслуживает еще имени «знание». [Если же мы утверждаем, что] доброта природы простого наро­да присуща и диким зверям и не заслуживает имени доброты, то [мы тем самым в понимании] имени доброты следуем за со­вершенным мудрецом.

Употребление имен совершенными мудрецами [вся] Подне­бесная считает правильным. [Подобно тому как] при установле­нии утра и вечера наблюдают за Полярной звездой, так и при разрешении сомнений смотрят на совершенномудрого. Совер­шенный мудрец полагал, что в период отсутствия [мудрых] го­сударей не получивший поучения народ не может стать добрым. Если стать добрым так трудно, [как это казалось Конфуцию], то считать природу простолюдинов способной [самостоятельно] сделаться доброй – ошибка.

Если за основу брать природу диких зверей, то тогда приро­ду простого народа можно счесть доброй. Но если за основу брать доброту Пути человека, то природа простого народа [ее] не достигает. Позволительно считать, что природа простого народа добра [лишь] по сравнению с дикими зверями, но непоз­волительно считать, [что она такова по сравнению с тем, что] называет добром совершенномудрый. То, на чем я основыва­юсь, характеризуя природу [человека], отличается [от того, на чем основывался] Мэн-цзы 12. Мэн-цзы брал за основу нижний [предел], то, как ведут себя дикие звери. [Поэтому он и] утверж­дал, что природа [простого народа] уже добра. Я же основыва­юсь на верхнем [пределе], на [том, что] совершенный мудрец счи­тал добротой. Поэтому [я и] утверждаю, что природа [простого народа] еще не достигла доброты. Доброта превосходит приро­ду [человека подобно тому, как] совершенная мудрость превос­ходит доброту.

Поэтому великое начало летописи «Чунь цю» – в тща­тельном соблюдении правильного употребления имен. [Не по­стигнув того, откуда] началось имя, как можно рассуждать [о природе народа] – добра она уже или еще нет?

 

Смысл пяти элементов

Небо обладает пятью элементами.

Первый называется дерево, второй – огонь, третий – земля, четвертый – металл, пятый – вода1. Дерево – начало пяти эле­ментов, вода – конец пяти элементов. Земля – центр пяти эле­ментов. Таков их порядок, определенный Небом. Дерево порож­дает огонь, огонь порождает землю, земля порождает металл, металл порождает воду, вода порождает дерево. Это [их отно-

125

 

шения, подобные отношениям] отца и сына. Дерево расположе­но слева, металл – справа, огонь расположен спереди, вода – сзади, земля расположена в центре. Так распространяется их последовательность отношений «отец – сын». Поэтому дерево получает воду, а огонь получает дерево, земля получает огонь, металл получает землю, а вода получает металл. [Те элементы, которые] отдают, – это отцы, а которые принимают – это сы­новья. [Те элементы, которые занимают позицию отцов], в силу своего положения понуждают [элементы, занимающие пози­цию сыновей]. Это – Путь Неба. Поэтому когда дерево растет, то огонь питает его. Когда металл умирает, то вода хранит его. Огонь доставляет радость дереву, питая его с помощью светло­го начала, вода побеждает металл, но соблюдает по нему траур с помощью темного начала. Земля же, [так же как сын или подданный], служит Небу, исчерпывая всю свою верность. Та­ким образом, пять элементов – это пять положений почтитель­ных сыновей и верных подданных. [Но то, что] называется пятью элементами (у син), не является ли [в то же время и] пятью поступками (у син)?2 Оттого они и получили такое название.

Совершенный мудрец постиг [характер взаимодействия пяти элементов]. Поэтому он большее [внимание уделяет] любви и меньшее – строгости, поэтому он щедр при питании [и взра­щивании] живого и осторожен при проводах скончавшегося. [Тем самым он] выполняет предписания Неба, [Если некто], будучи сыном, заботится [о своих родителях] должным обра­зом и питает [их], то он уподобляется огню, который достав­ляет радость дереву. [Если некто должным образом] носит тра­ур по отцу, то он уподобляется воде, победившей металл. [Если некто должным образом] служит государю, то он уподобляется земле, почитающей Небо. Таких людей можно назвать [согласо­ванными с] движением [пяти элементов].

При движении каждый из пяти элементов строго следует своему порядку, при действии каждый из пяти элементов рас­крывает свои способности.

Поэтому дерево, которое расположено на востоке, порож­дает дыхание весны, огонь, который расположен на юге, порож­дает дыхание лета, металл, который расположен на западе, порождает дыхание осени и вода, которая расположена на се­вере, порождает дыхание зимы. Поэтому дерево главенствует над рождением, а металл – над смертью. Огонь главенствует над теплом, а вода – над холодом. Пусть же и люди неизмен­но следуют своему порядку, а занятые на службе неизменно раскрывают свои способности. [Это соответствовало бы] расче­там Неба.

Земля занимает центральное положение. Ее можно назвать [все рождающей] «сыростью» Неба3. Земля – помощник Неба, его руки и ноги. [Благая и порождающая] сила ее – полна и изобильна. Землю нельзя соотнести с делами какого-либо одно-

126

 

го сезона, но она объединяет в себе все пять элементов и все четыре времени года. Металл, дерево, вода и огонь хотя и име­ют свои функции, но не могут их выполнить независимо от Зем­ли, подобно тому как кислое, соленое, острое и горькое не могут вне зависимости от сладкого образовать [настоящий] вкус, [Иными словами, подобно тому как] сладкое является основой среди пяти вкусов, земля является главной среди пяти элемен­тов. Дыхание земли – главного среди пяти элементов – подоб­но сладкому [жирному] среди пяти вкусов, оно совершенно необходимо для образования [дыханий всех остальных элемен­тов]. По этой причине среди поступков совершенномудрого нет ничего более ценимого, чем верность. [Ибо здесь проявляется! благая сила (дэ) земли.

[Исходя из сказанного, можно прийти к следующему выво­ду]. Наивысшую из человеческих обязанностей нельзя назвать [просто] службой. Таков удел первого министра. Наивысшую из небесных обязанностей нельзя назвать [просто] главенст­вом 4. Таков удел Земли.